Шрифт:
Закладка:
Анютушка, получил твои письма от 9‐го и 11-го и всей душой поздравляю тебя с блестящим докладом. Очень рад, что вполне заслуженный успех окрылит тебя и что твой препротивный шеф остался с носом. Горжусь Аннушкой и очень ее уважаю! Теперь дело: получил рецепты на очки. У Карлуши все понятно, а в твоем рецепте почерка сам черт не разберет (подлинный рецепт), я так и не смог всего прочесть. Поэтому ответь тотчас на вопросы: 1) оба ли глаза одинаковые Concav 3.25[322]; 2) какое расстояние между осями (Мерьга измерит у вас обеих, это надо делать при смотрении вдаль); 3) нет ли астигматизма…
Карлушенька, получил письма от обеих баб и очень ими обеими доволен. Татьяна отлично со всем управляется, а Нютка так прямо молодец, какой доклад загнула! Похвали от меня ту и другую. У меня много хлопот, это неприятно, и мне хочется уж скорее со всем покончить, но это не удается, так как бóльшей части казенных денег все нет и нет. Ну, Карлинька, сейчас побегу дальше делами ворочать, а это пишу на почтамте. Пишите мне побольше напоследок, буду рад приехать домой и отдохнуть. Я не загордился, но если эти черти из ИОТа не будут меня достаточно уважать теперь, так уж я им покажу! Целую Карлушу, Коль
Нютонька, моя хорошая, родненькая, еще раз перечел твое письмо с сообщением о докладе, и так был рад за тебя, ты себе не можешь представить. Ты понимаешь, я ведь знаю давно, какой у тебя прекрасный дар слова (устного) и как ты владеешь вопросом и т. д., так что я ничуть не удивляюсь твоей удаче и успеху; а я очень-очень рад, что это тебя душевно ободрило и должно было до некоторой степени примирить с отрицательными сторонами твоей службы. Я чувствую себя очень хорошо и бодро, Нютонька, роднушечка, но только сегодня очень устал, поэтому я сейчас полежу тихонько с книжкой, а письмо буду кончать уж вечером.
22:35. Ну, опять здравствуйте, ребятки. Сегодня много уж вам, видно, не напишу, а лягу пораньше спать. Я не повалялся и 20 минут, как пришел наведаться очень назойливый и противный пансионский сосед, мне захотелось удрать от него, и пошел в кино, тут же у нас на углу. Оказалось крошечное кинушко, с двумя очень непритязательными фильмами подряд: очень-очень грустной драмой и очень-очень смешной комедией. Мне как-то не грустилось на драме и не смешилось на комедии, но зато вход 80 пфеннигов и от соседа удрал. Но развлекся все-таки. Вернулся домой в полдесятого, поужинал и сел читать брошюру о планетарии, которую вам пришлю. Она чрезвычайно интересная, а я из нее извлек науку и мораль. Расскажу подробнее. Первая идея планетария пришла в голову директору мюнхенского Deutsches Museum[323], и он дал заказ Цейсу – изобретать. Это – пролог. Теперь 1‐е действие: Цейс изобретал-изобретал, и изобрел великолепный планетарий, который и водрузил в Мюнхенском музее. 2‐е действие: планетарий в Мюнхене имел огромный успех, прямо фурор: 11 больших городов в Германии и дюжина городов заграничных так и загорелись: хотим и у себя тоже иметь планетарии. 3‐е действие: директор музея сидит и думает: «Эге, 25 машин заказано, и еще в перспективе невесть сколько! Это тебе не то что один экземпляр; над этим стóит поработать. Das lohnt sich!»[324] И вот он сзывает всех своих сотрудников, и они сообща сочиняют проект ТАКОГО планетария, которому первая модель и в подметки не годится. Все заказавшие города получают себе по штуке. 4‐е действие, оно же эпилог: в Мюнхене – самый плохой и несовершенный планетарий во всей Германии, в Бармене и то лучше. Директор Мюнхенского музея сидит в глубоком кресле у камина и кусает пальцы: «Зачем я это изобретал? Дал бы какому-нибудь барменцу изобрести!» А сзади его стоит худая, сердитая жена и говорит: «Вот ты всегда так, Фридрих. Всегда ты вперед лезешь!»
Что я сегодня делал? Не особенно много… Получил ваши письма и пришел в тупик от Нютиного рецепта, такого почерка я еще не видывал – ничего понять нельзя. Время пока еще есть; посылаю рецепт обратно. Если вы его сумели прочесть, перепишите срочно и пришлите; но лучше сделайте, ребятушки, так (это и к Карлуше относится): по прочтенному мною (в Нютушкиной копии) Карлушину рецепту я заключаю, что окулист попался вам плохой. А вы учтите, что я в Берлине, а не в Москве, тут не 45 сортов очковых стекол, а 4500. Меня тут засмеют с такими несолидными рецептами. Будьте такие милые, добрые, хорошие, преодолейте вашу инерцию, которая всегда на мои письма приносит мне через много-много дней отрицательный ответ («мы, Коленька, обсудили и решили…», «знаешь, пожалуй, не стóит») и т. д.; ну, преодолейте, не мучайте меня, беспомощного на таком расстоянии; ведь уж, по-видимому, пылесос проволокитили (в жизнь не прощу!!!). Съездите сейчас же к Гурвичу, объясните, что дело идет о берлинской оптике, и тотчас пришлите мне хороших два рецепта, написанные по-немецки, чтобы Optiker Ruhnke мог прочесть. Ох, господи! Сделают или не сделают? 8 дней ведь ждать. Научи, владычица! Вразуми, владычица! Коля. Я сержусь, я волнуюсь. Не буду больше вам сегодня писать. Спокойной ночи, завтра стану добрее. Ребятки, если Гурвич уехал на Рождеств. каникулы в Узкое, не пишите мне об этом, пожалуйста, с вопросом «Как теперь быть?», а пойдите сразу к
