– Защищай меня от пуль так долго, как только сможешь, – попросил Баттерс.

– Понял, – ответил Боб. – Зададим им жару, босс.

– Вот и отлично, – кивнул Баттерс. Сделал глубокий вдох, положил руку мне на плечо и сказал: – Не волнуйся, Гарри. Ты и так сделал достаточно. Я справлюсь.

Я хотел крикнуть, чтобы Баттерс не делал этого, не выбрасывал свою жизнь на свалку, пытаясь забрать детей и сбежать. Безнадежная затея, но он этого не понимал. Правда, так они хотя бы погибнут от пуль, а не сгорят заживо. Но я не мог пошевелиться, не мог думать, не мог ничего сделать. Боль была слишком сильной. Уже не головная, а мировая. Теперь у меня не было сломанной руки – у меня вообще не было тела. Осталась только боль.

Но я заплакал, когда Уолдо Баттерс поднялся, закатал рукава моего плаща, чтобы не мешали рукам, достал из жилета несколько предметов, швырнул их на крыльцо и вышел за дверь.

Первая сфера выпустила облачко густого непроницаемого дыма, который покатился во все стороны. Раздались выстрелы.

Проклятье, нет!

Нет!

Я не мог допустить, чтобы все это так закончилось. Баттерс был другом и слишком хорошим человеком, чтобы позволить ему погибнуть, пока я лежу на полу не в состоянии пошевелиться.

Я попытался встать, но руки и ноги не слушались меня, поглощенные болью. Я попытался еще раз, воздвигнув все возможные мысленные щиты против агонии, и мне удалось сдвинуться и тут же тяжело завалиться на бок. Щека касалась пола, и я смотрел поверх него, вдоль коридора, в глубину дома, мимо столовой, где я сражался с проникшими внутрь рыцарями… и где на обеденном столе были аккуратно разложены останки Фиделаккиуса.

Столу досталось во время схватки. Сломанная рукоять меча Веры упала и выкатилась в коридор. Она лежала всего в нескольких футах от меня.

Возможно ли это?

Когда рыцари Темного Динария творили зло, мечи противостояли им. Меча Веры больше не существовало. Но это не означало, что направлявшая его сила не могла найти других способов выражения. Я видел, как Черити Карпентер полагалась на свою веру, когда Молли грозила опасность. Насколько сильнее это чувство сейчас, когда под угрозой ее дом и семья?

Может, Майкл был прав насчет меча. И если так, у нас есть шанс.

Просто я должен был в это поверить. Вот-вот погибнут люди, которых я люблю. Я должен верить, что есть надежда.

Надежда позволяет делать вещи, на которые ты не способен, дает силу, когда сгущается тьма. Возможно, в тот момент она помогла мне – потому что я заставил свои нервные окончания реагировать и поволок свое тело к рукояти меча, стиснув зубы вопреки агонии собственного существования. Казалось, прошла вечность, прежде чем мои пальцы сомкнулись на деревянной рукояти, но когда я наконец схватил ее и повернулся к двери, Баттерс только добрался до врат. Мой плащ извивался и хлопал вокруг него, как живой, оранжевые отблески играли на обычно невидимых черных рунах, которые я нанес на кожу, накидка яростно раздувалась, словно капюшон кобры.

Полдюжины рыцарей недоуменно стояли в рассеивающихся облаках тумана памяти, а из тех, кто двигался, лишь один мог попасть в Баттерса. Но маленький человечек ткнул пальцем, и оранжевый огонек слетел с его руки, обвился тонкой линией вокруг ствола дробовика, вцепился в него. Баттерс поднатужился, вскрикнул и вырвал дробовик из рук рыцаря. Светящийся шнур выпустил оружие в россыпи оранжевых искр и скользнул обратно в рукав Баттерса.

А потом, прежде чем оторопевшие стрелки смогли прицелиться, Баттерс сиганул через невысокий заборчик Карпентеров и врезался в Тессу, без особой силы, но чертовски неожиданно.

От удара крошечная Тесса выпустила Черити и с яростным воплем рухнула под тяжестью Баттерса.

Никодимус обнажил меч и ткнул Баттерса в спину, но развевающиеся полы кожаного плаща оттолкнули лезвие. Баттерс не умел драться, однако смелости ему было не занимать. Заорав, он врезался головой в голову Тессы.

Та подняла руку, что-то крикнула, последовали вспышка света и грохот.

Баттерс отлетел в сторону и, оглушенный, приземлился на спину в шести футах от Тессы. Я видел, что у него из уха течет кровь. Он вяло махнул рукой, из плаща вылетела стайка оранжевых искр и поплыла в направлении жилища Баттерса.

– Что это было? – разъяренно спросила Тесса, поднимаясь на ноги.

– Пустяк, – хрипло ответил Никодимус. – Глупо, но смело, человечек. Славная попытка.

Он встал над Баттерсом и занес меч. Баттерс стиснул зубы и поднял руку в тщетной попытке защититься. Он знал, что сейчас будет, не мог не знать. Но глаза на его смертельно бледном лице пылали, и он не отвел взгляд.

Он сделал выбор и был готов к последствиям.

В тот момент все смотрели на Никодимуса и Баттерса… и никто не смотрел на жену Майкла Карпентера.

Надежда придала мне последние силы.

– Черити! – прохрипел я.

Ее голова дернулась ко мне, она моргнула.

Я кинул сломанную рукоять Фиделаккиуса, вложив в бросок всю оставшуюся энергию.

Бывают в жизни моменты, которые, если оглянуться, кажутся совершенными. Чтобы такой момент возник, сто миллионов событий должны произойти и сойтись в одной точке – столько всего, что воображение не в состоянии представить, что это результат чистой случайности.

Этот был из таких.

Сломанная рукоять меча Веры полетела по безупречной дуге. Взмыла в воздухе, пошла на снижение и где-то на дюйм разминулась с забором, отделяющим двор от улицы. Вращаясь с точностью, с какой перемещаются предметы в руках жонглера, рукоять должна была лечь прямиком в ладонь Черити. Но та дернулась и промахнулась.

Деревянная рукоять с одиноким, безвредным куском лезвия отскочила от обледенелой дорожки и снова взлетела. Перевернулась несколько раз, задела плечо Никодимуса и приземлилась на поднятую руку Уолдо Баттерса.

Его пальцы сомкнулись на сломанном мече Веры, и я бы не поверил в то, что случилось дальше, если бы не видел это собственными глазами.

Вспышка.

Казалось, запели небесные трубы, и им вторил ангельский хор.

И внезапно трехфутовый луч ослепительного серебристо-белого света взметнулся над сломанной рукоятью Фиделаккиуса и засверкал в золотистом сиянии рассвета, гудя силой меча, только более мощно, более мелодично, более звучно.

Меч Никодимуса уже опускался, он столкнулся со световым лезвием, раздался протестующий визг металла, посыпались искры, и Никодимус быстро отступил на три шага, изумленно уставившись на свое оружие.

Фиделаккиус срезал его меч так ровно, словно он был бумажным, а не стальным.

Конец обрубка раскалился добела.

– А-а, – послышался голос, в котором звучало глубочайшее удовлетворение, и, подняв глаза, я увидел Уриила, присевшего на корточки рядом со мной. Архангел улыбался,