Все труднее и труднее жить в Петербурге служивому человеку. Только за последние десять лет товары подорожали вдвое, а жалованье осталось прежним. Приходится прилагать всяческую изобретательность, чтобы сводить концы с концами. Косвенные свидетели — две небольшие заметки в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 15 и 19 ноября 1759 года: «На Адмиралтейской стороне на Большой першпективной в доме графа Растрелли у тирольца Мерингера продаются канарейки, попугаи и маленькая обезьяна».

Не случайно, видимо, сдает обер-архитектор жилье, может, даже флигель во дворе, чужому заезжему торговцу.

Еще одно объявление совсем труднообъяснимо. В газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 1760 год, № 86, напечатано: «На Адмиралтейской стороне на Большой першпективной против Гостиного двора в доме г. Саблукова и у г. графа Растрелли продаются преизрядныя картины лучших мастеров, хорошие уборы, карета, две пары лошадей, одни серыя с яблоками, другие гнедые, с конской збруею». Зодчий расстается с тем, что определяет славу дома и в какой-то мере положение в обществе.

Именно в это время на служебном небосклоне Франческо Бартоломео Растрелли появляются первые облачка. Императрица сердится на промедления в строении нового Зимнего дома. Открыто высказывает она обер-архитектору свое неудовольствие. Что-то или кто-то мешает сооружению Гостиного двора. Да и годы дают себя чувствовать. Стареющий архитектор все чаще и чаще недомогает. Но чем же все-таки объяснить эту странную распродажу? Все той же проклятой, извечной нехваткой денег? А может, какой-нибудь очень крупный долг?

В архивных выписках историка Петербурга П. Н. Петрова хранится заметка о доносе Игнацио Росси, «штукатурного и гротического дела» мастера, на обер-архитектора Растрелли. Верноподданный Росси извещает императрицу, что обер-архитектор присваивает себе суммы, отпущенные на сооружение Зимнего дворца. Последствий доноса в архивах обнаружить пока не удалось. Может, распродав картины и лошадей, зодчий сумел покрыть заемно взятые деньги? А может, ничего такого и не было. Только граф Растрелли продолжал трудиться над возведением дворца, а Игнацио Росси неожиданно определили в штат Дворцовой конторы.

Через два года после доноса новый император Петр III скажет про обер-архитектора: «Он не беден и с амбицией…» Но ведь император вовсе не обязан точно знать материальное положение своих подданных. А что касается «амбиции» зодчего, то она хорошо известна всему Петербургу. Именно она и является одной из движущих сил многих его поступков.

Честолюбие заставляло немолодого и наверняка притомившегося архитектора жить в напряженном деловом ритме. Вот перечень основных работ за 1755 год, когда, вероятно, архитектор переехал на Невский. Можно, конечно, избрать любой другой — результат окажется тот же самый, но год 1755-й интересен особенно. В конце его неожиданно рождается «Общее описание зданий, построенных в царствование славной памяти императрицы Анны и ныне царствующей императрицы, выполненных под руководством главного архитектора двора, графа Франсуа Растрелли, итальянца по национальности».

Чем вызвано появление на свет этого «Описания»? Каковы причины? Окидывая мысленным взором весь этот год успеха и славы зодчего, можно предположить: в конце 1755 года Франческо Бартоломео Растрелли тяжело заболел. В такие периоды от человека обычно отлетает все мелкое, суетное и прожитая жизнь припоминается по иному, более строгому и значительному отсчету. Может, и наш герой в минуты полегчания, закутавшись потеплее в стеганый халат, захотел подвести итог четырем десятилетиям своего пребывания в России. Будем думать, что это действительно происходило так, и с помощью «Описания» воссоздадим 1755 год.

Закончено сооружение дворца Строганова.

Построен дворец Шепелева.

Завершаются отделочные работы во дворце Воронцова.

Продолжаются строительные работы в Царском Селе. (Как раз в этот год перенесли туда «янтарный кабинет».)

Завершается отделка Петергофа.

Ведутся штукатурные и квадраторные работы в Стрельнинском дворце.

Продолжается сооружение Смольного.

Разработан проект восстановления рухнувшего после пожара центрального шатра Ново-Иерусалимского монастыря под Москвой.

Идет строительство нового, ныне существующего Зимнего дворца.

Наконец, меньше чем за год сооружен временный деревянный Зимний дворец в начале Невского.

Такое не всякому молодому под силу. Великая работоспособность — одно из проявлений гениальности.

Карету обер-архитектора можно встретить в самых различных местах. Утром у Смольного монастыря. К вечеру на Адмиралтейском лугу. На следующий день она катит по аллеям Царкосельского парка. Потом ее видят на Садовой, в Стрельне, Петергофе. Всюду надо успеть, все надобно проверить самому. Что-то исправить, что-то переделать. Может, и на Невский он переехал, чтобы быть поближе к наисрочнейшей и наиважнейшей работе — временному Зимнему дому.

Только через полтора года после утверждения проекта и начала сооружения нового Зимнего дворца удалось обер-архитектору убедить императрицу переехать в другую, временную резиденцию. Он даже пообещал почти невозможное: построить вместительный временный дворец за полгода. И место для него выбрал: пустырь между Малой Морской и Мойкой по Большой Невской першпективе, там, где когда-то до пожара, при Анне Иоанновне, стоял Большой Гостиный двор, а ныне кинотеатр «Баррикада».

13 февраля 1755 года граф де Растрелли представил на высочайшее рассмотрение окончательный план будущего временного пристанища императорского двора.

Одноэтажное деревянное здание на каменном фундаменте главным фасадом обращено на Невский. Центральная часть с восьмиколонным портиком, увенчанная фронтоном и затейливым картушем с гербом, возвышается над всем зданием. За ней, выходя массивным прямоугольником в парадный двор, разместился огромный тронный зал. Спрятанные за главным фасадом два флигеля вместе с восточным крыльцом (по Мойке) и западным образуют еще два внутренних двора. Во флигелях и восточном крыле — жилые покои. Все просто, рационально, удобно. Без излишней пышности. Это только временное жилье.

6 марта императрица милостиво соизволила утвердить проект. Тогда и началась настоящая спешка. Тысячи солдат днем и ночью при свете костров и запаленных бочек со смолой рыли канавы для фундамента. Из вологодских и архангельских лесов потянулись нескончаемые обозы с тесаными мачтовыми лесинами. Ярославские и псковские плотники безумолочно перестукивались топорами, готовя срубы дворцовых флигелей. А в мастерских Канцелярии от строений десятки умелых мастеров резали из липы затейливые украшения будущих хором и тут же серебрили и золотили их.

Испокон веков жила в России традиция быстро и ловко ставить из дерева целые городские кварталы, прозываемые «скородомами». Доживал еще под Москвой, в Коломенском, похилившийся разворованный деревянный дворец царя Алексея Михайловича. Срубленный и изукрашенный за один год, он порождал восхищение многих иноземных гостей своей затейливостью и великолепием. Недаром прозвали его «восьмым чудом света».

По быстроте исполнения и пышности отделки Растрелли превзошел строителей Коломенского. Торопясь закончить дом до холодов, он приказал даже перетаскивать отдельные нужные детали из разбиравшегося Зимнего дворца Анны Иоанновны. 5 ноября 1755 года «Санкт-Петербургские ведомости» объявили: «Прошедшего воскресения в 7-м часу пополудни изволили Ея Императорское Величество из Летнего дворца перейти в новопостроенный на Невской перспективе деревянный Зимний дворец, который не токмо по внутреннему украшению и числу покоев и зал, коих находится более ста, но и особливо и потому достоин удивления, что с начала нынешней