городской ансамбль. Центр столицы. Растрели надеется, что рассматривать его чертежи и рисунки будет дочь мудрого Петра I. Запамятовал, что Елизавета всего-навсего первая помещица России, хозяйка неоглядных угодий. Строение дворца — факт для нее бытовой, привычный. Создание ансамбля — факт общественный и не совсем понятный. Ведь общество как таковое в России еще не народилось. Идеи прав и обязанностей человека, чести, свободы только витают в воздухе, но еще не объединяют людей. «Манифест о вольности дворянской» появится ровно через девять дет. Растрелли опередил время. Предвосхитил решения, которые воплотились лишь через два десятилетия — в годы правления Екатерины II.

…Проект обер-архитектора, возможно, был известен потомкам. В 1772 году зодчий И. Старов представил вариант обрамления Дворцовой площали полуциркульной колонадой по южной оконечности. А еще через полстолетия, в 20-е годы XIX века, Карл Росси на месте предполагавшихся галерей Растрелли возвел строгое и монументальное здание Генерального штаба, Министерств финансов и иностранных дел. Там, где Растрелли намечал широкий разрыв в галерее, массивные стены прорезала грандиозная арка, увенчанная триумфальной колесницей…

По убеждению императрицы, отвергнутый проект создания торжественной площади не должен мешать строению самого дома правительницы Русской земли. В сентябре 1753 года с южной, луговой стороны начали класть фундамент будущего дворца. Как обычно, все делается с поспешанием. И вдруг 22 января 1754 года распоряжение Фермора — работы приостановить: у обер-архитектора родился еще один очередной проект — снести все старые здания, увеличить площадь, а Зимний дом поставить на свободном месте, ближе к Канавке.

В феврале строение возобновилось. Императрица отвергла и это предложение зодчего. Напугали расходы. Обер-архтектору предписано вернуться к прежнему варианту с оставлением в неприкосновенности дома Апраксина и дворца Анны Иоанновны.

Обязать вовсе не означает заставить делать безотлагательно. Растрелли настойчив в своих устремлениях. Весной он рисует и чертит еще один, четвертый по счету вариант Зимнего дворца, используя для него только фундамент существующих строений. Терпение и труд обер-архитектора оказываются сильнее прихотей императрицы. 16 июля 1754 года Елизавета Петровна дает милостивое одобрение последнему варианту.

День исторический. От него ведет свое летосчисление существующий Зимний дворец.

Трудно сегодня сказать, кто более счастлив — императрица или Растрелли. Думается — обер-архитектор. Он достиг своей цели, несмотря на все препоны. Люди и время бессильны помешать рождению великих творений искусства и великих открытий.

Вновь тысячи людей начинают трудиться на Дворцовом лугу. Однако требуются деньги и строительные материалы. Много денег и много припасов. Растрелли теряет счет дням. Он срочно готовит смету. Наконец, в июле 1754 года следует именной указ Елизаветы Петровны Сенату:

«Понеже в Санкт-Петербурге наш Зимний Дворец не токмо для приему иностранных министров и отправления при Дворе в уреченные дни праздничных обедов, по великости нашего императорского достоинства, но и для умещения нам с потребными служительми и вещьми доволен быть не может, для чего вознамерились оный наш Зимний дворец с большим пространством в длине, ширине и вышине перестроить на которую постройку по смете потребно до 900 000 рублей, какой суммы, расположа оную на два года из наших соляных денег взять невозможно. Того для повелеваем нашему Сенату сыскать и нам представить из каких доходов такую сумму по 430 или 450 тысяч рублев в год взять к этому делу возможно, считая с начала сей 1754 и будущий 1755 годы, чтобы сие учинено было немедленно, дабы не упустить нынешнего зимнего пути для приготовления припасов к тому строению».

С деньгами в государстве плохо. Бесчисленные наряды императрицы, сооружение дворцов в Петергофе, Царском Селе и Москве истощили казну. Но деньги нужны. И Сенат находит. Правда, всего 859 555 рублей 81 копейку из прибыльных кабацких денег. Из тех самых полушек и копеек, что платит за белое крепкое вино трудовой люд.

Со строительным припасом для дворца проще. 9 марта 1755 года Сенат отдает распоряжение:

«Для заготовления камня на известь и на плиту в фундаменты и на обжиг кирпича и извести дров також и лесов… реки, впадающие в Волхов и Ладожский канал також и в Неву реку, Тосну, Мью и другие реки, по которым что можно достать, отдать в ведомство Канцелярии от строений на три года… А ежели самых больших лесов… не сыщется, то оные рубить по Волхову и по Мсте, по Свире и Сясе.

<…>

2. Добрых каменщиков, плотников, кузнецов, слесарей, столяров, к медным работам, мастеров литейных и чеканщиков, тещиков, золотарей по дереву, живописцев, квадраторов и штукатуров, гончаров какие где есть казенные… тех всех отдать по реестрам оной Канцелярии от строений… которые волныя из найму работали, тех чьи б они ни были, собрав нарядом… выслать отсюды где б они ни были, а особливо каменщики из Ярославля и Костромы: потребны…

3. Для работ при оном строении командировать три тысячи человек солдат из наполных полков… Обер-офицеров десять. Ундер-офицеров десять же…

В науку разным мастерам солдатских детей из гарнизонных школ обученных грамоте читать и писать и арифметике выбрать сто человек и отдать в оную Канцелярию строений».

Строение дворца становится государственным, общенародным делом. Десять лет спустя, вспоминая прошедшие годы, зодчий с благодарностью напишет:

«Штукатурка… несравненно лучше той, которая употребляется во Франции.

Что касается плотничьих работ, то они здесь превосходны…

Столярные работы выполняются в совершенстве…

Что касается лепщиков, то в этой стране имеются достаточно искусных…

По слесарному делу в этой стране бесконечное количество рабочих…»

Императрица убеждена, что все работы можно завершить в два года. Господа сенаторы судят разумнее — три года. Вероятно, только обер-архитектор реально представляет размах замысленного им творения — пять лет.

Тянутся по всем дорогам в Петербург тысячи российских мужиков. Кто сам, кто под надзором солдат и унтер-офицеров. Город уже заполнен ими. Немногим выпадает счастье найти нужное жилье в слободах на окраине. Большинство разбивает шалаши на Дворцовом лугу вплоть до Мойки и Невской першпективы. С приходом новых людей возрастают цены на рынке. Канцелярия от строений пытается наладить кормление. Под открытым небом разводят костры. В огромных котлах с утра ло позднего вечера кипит похдебка. Деньги за нее и хлеб вычитают из жалованья.

«При расчетах, за вычетом израсходованных на харчи денег получать не приходилось ничего, а нередко еще и за рабочими оставались кормовые передержки». Это цитата из статьи Нестора Кукольника «Сооружение Зимнего дворца», опубликованной в журнале «Северный вестник» за 1841 год.

Тянулись и тянулись в Петербург все новые и новые партии работных людей. Стройка, как ужасное чудище, требовала свежих сил. «Вскоре от перемены климата, недостатка в здоровой пище и от дурной одежды появились разнородные болезни… Затруднения возобновлялись, а иногда и в худшем виде от того, что в 1756 году многие каменьщики за неуплатой заработанных денег ходили по миру и даже, как тогда рассказывали, умирали с голода». Это рассказывает человек, написавший за семь лет до этих строк одну из самых