Растрелли пребывает в отчаянии. Даже специально созданная «Особая контора строения Ея Императорского Величества Зимнего дома» во главе с бригадиром Данненбергом не в состоянии навести порядок. Традиционные «сей минут» и «тотчас» доводят обер-архитектора до бешенства. Вдобавок ко всему началась нелегкая и продолжительная война с Пруссией. Деньги, еще только вчера поступавшие на строительство дворца, потекли на содержание армии.

Безалаберность и бесхозяйственность чиновников имеют катастрофические масштабы. Дважды, 15 и 26 января 1758 года, Сенат принимает необычные решения: снять со строительства Зимнего дворца и Смольного Новодевичьего монастыря кузнецов, ибо некому оковывать колеса для телег и пушек, отправляемых в армию. В который раз Россия не готова к войне.

Императрица гневается. Завершение дворца уже не ее личное дело, а престиж государства. Роскошь дворца — свидетельство мощи России, ее причастности к европейским делам. С плохо скрываемым раздражением шлет она послание Сенату:

«Строение того каменного дворца строитца для одной славы Всероссийской империи и по обстоятельству — для оного следует Правительствующему Сенату во всех случаях неотменно стараться, чтоб оное безостановочно приведено было ко окончанию».

Даже самый страшный гнев хозяйки не в состоянии наполнить опустошенную казну. И Сенат в конце концов вынужден совсем прекратить отпуск средств на строительство Зимнего дворца. Не получая жалованья, мужики бросают работу. «Положение работников… в 1759 году представляло поистине печальную картину. Беспорядки продолжались во все время построения и начали уменьшаться тогда только, когда прекратились некоторые главнейшие работы и несколько тысяч народа разбрелись восвояси» — рассказ верноподданного Кукольника. Можно представить себе весь ужас подлинной картины.

Осень 1759 года. Пять лет со дня начала работ. Здание дворца подвели наконец под крышу. Началась наружная отделка. Ю. М. Денисов подметил любопытную особенность: эскизы простых украшений готовили помощники обер-архитектора — П. Патон, Р. Аш и другие. Эскизы наиболее сложных — сам Ф.-Б. Растрелли. Что это? Нехватка времени? А может, это возрастная усталость или недомогание? Кукольник, который, возможно, пользовался чьими-то воспоминаниями или рассказами, сообщает. «Труды и огорчения от остановок были причиной довольно продолжительной болезни Растрелли в ноябре 1760 года; больной, он не переставал действовать; предписания и рапорты подписывал за него его помощник Фельтен».

Именно в конце 1760 года обер-архитектора настигают неудачи. Прекращают начатое два года назад строительство Гостиного двора. Он замыслен как огромная, трапециевидная в плане, двухэтажная галерея, способная своим декором соперничать с любым дворцом. Скорее, это пристанище для мудрецов и философов, где можно, укрывшись от непогоды, в такт размеренной прогулке, размышлять о сущности бытия, но вовсе не торжище, не скопище купеческих лавок. И все же императрица проект утвердила. Указ 28 марта 1758 года предписал: «…купечеству каменный гостиный двор строить по плану и показанию обер-архитектора графа де Растрелли».

Строительство началось. Правда, не хватало рабочих рук. Все способные были заняты на подмостях Зимнего и Смольного монастыря. Впрочем, обер-архитектора все это не волновало. Он твердо знал: как только завершится строение дворца, опытные каменщики перейдут сюда, на Невский.

Однако осенью 1760 года возведение Гостиного двора совсем приостановилось. Поползли по городу раздуваемые слухи. Мол, не надобно купцам такое роскошество. Им бы нечто попроще да подешевле. По старой поговорке: на грош — пятаков. А ежели такое простое строение окажется не очень прочным, то и ремонт сделать можно. Только до того ремонта еще дожить надо. Посему выгоднее первый взнос сделать скромнее, экономнее.

Неприятие купцами проекта обер-архитектора и связанные с этим треволнения обострили болезнь Растрелли. Вдобавок ко всему поклонник новой французской моды И. И. Шувалов добился, что 25 мая 1761 года последовал указ: строить Гостиный двор «таким манером, как на сочиненном архитектором Деламотом плане назначено». Сигнал к завершению карьеры обер-архитектора!

Франческо Бартоломео Растрелли не мог представить, не желал помыслить, что может наступить время, когда моду и вкусы в России станет определять не императрица единолично, а общество с его интересами и притязаниями. За многочисленными делами проглядел, как постепенно формировать общественное мнение стали новые люди. Из числа тех, кто многие годы провел за границей, особенно во Франции; кто, прочитав только что вышедшие первые тома «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел…», увлекся идеями Дидро и Д’Аламбера. Составляя круг приближенных великой княгини Екатерины Алексеевны, будущей императрицы Екатерины II, эти люди с усмешкой и осуждением взирали на грубые нравы и вкусы, царившие при дворе Елизаветы.

Не случайно первый российский историк искусства князь Дмитрий Алексеевич Голицын несколькими годами позже напишет о стиле барокко: «Барок. Странное, что не по правилам пропорции, а по самолюбию сочинено. Вкус барок значит невысокий, не хороший вкус». А может, история с Гостиным двором приключилась еще и потому, что разгневалась императрица на своего обер-архитектора за промедление со строительством дворца? Государыня не желала знать, что в казне нет денег. Новый дворец нужен был срочно. Посему и приказ последовал категоричный1 закончить Зимний дворец в 1761году.

Растрелли нервничал. Писал рапорты, донесения. Ругался. Требовал денег. Все бесполезно. Предстояло еще окончить штукатурные работы, настелить полы в трех этажах, установить изразцовые печи, изготовить и навесить 358 дверей (каждая стоимостью по 300 рублей) и 869 застекленных оконных рам (по 112 рублей за каждую). Надо было завершить квадраторные работы (художественная резьба по гипсу), обить стены панелями и натянуть штофные обои.

Все, вместе взятое, превышало человеческие возможности. Превышало это и разумение императрицы.

Летом и осенью 1761 года она была особенно раздражительна и нетерпелива. Лишь беспокойство о собственном будущем заставляло обер-архитектора с почтительной улыбкой выслушивать несправедливые упреки и выговоры. Склоняясь в церемониальном поклоне, Растрелли заверял, убеждал, обещал…

Еще с весны ощущая недомогание, Елизавета Петровна твердила о своем желании поселиться в новом дворце. Но 12 декабря начались у нее жестокие рвоты, а 25-го в четвертом часу пополудни она скончалась в деревянном Зимнем доме на Невском. Дворец так и не принял своей хозяйки…

Новый владелец — император Петр III приказал по-военному: отделать к Пасхе, то есть к 6 апреля 1762 года, личные покои — около ста комнат, театр, церковь и галерею.

Свидетельствует современник, Андрей Тимофеевич Болотов:

«Спешили денно и нощно его окончить и все оставшее доделать. Во все последние дни перед праздником кипели в оном целые тысячи народа, и как оставался наконец один луг перед дворцом неочищенным и так загроможденным, что не могло быть ко дворцу и приезду, но не знали, что с ним делать и как успеть очистить его в столь короткое, оставшееся уже до праздника время.

Луг сей был превеликий и обширный, лежавший перед дворцом и Адмиралтейством и простиравшийся поперек почти до самой Мойки, а вдоль от Миллиопной до Исаакиевской площади. Все сие обширное место… загромощено было сплошь премножеством хибарок, избушек, шалашей и сарайчиков, в которых жили все те мастеровые, которые строили Зимний