Оказавшись в плену его нетерпеливых, ласкающих рук и губ, Маша лишь подчинялась некому необузданному действу, в котором Невинский целовал и ласкал ее тело. Уже спустя миг он сдернул с нее последние покровы, и она ощутила, как он стал ласкать ее более интимно. Его руки терзали ее бедра и ягодицы, а губы с неистовством покрывали кусающими поцелуями грудь. В какой-то момент он как-то яростно страстно посмотрел на нее, и Маша, смутившись, прикрыла глаза. Она осознала, что именно сейчас все и произойдет.

Он быстро раздвинул ее ноги и навис над ней всем телом. Приподнявшись на руках, он овладел ею, сначала осторожно, а затем ускоряя движения. Маша на мгновение посмотрела ему в лицо и встретилась взглядом в его темными блестящими затуманенными серыми глазами. Он продолжал свое действо, не спуская с нее гнетущего, властного взора. Не в силах выдержать его напряженный взгляд вкупе с интимными мощными толчками в ее лоно, она вновь прикрыла глаза. Она чувствовала, как все ее тело, возбужденное от его ласк, горит, словно в огне, а дыхание срывается. Чуть приоткрыв рот, она с удивлением отметила, что из ее горла вырвался стон. Невинский немедля впился в ее рот напряженными властными губами и ускорил движения. Уже через миг он испустил глухой рык и замер, припечатав ее своим мощным телом к постели.

Маша лежала с закрытыми глазами и ощущала, что по всему ее телу пробегают теплые волны. Она была ошарашена и опустошена одновременно. Он отодвинулся от нее и лег рядом, не выпуская из своих объятий. Маша открыла глаза и повернула к нему разгоряченное лицо. Михаил, приподнявшись над нею, внимательно посмотрел в подернутые влажной поволокою синие глаза.

— Ты не сердишься на меня? — произнес он напряженно, пытаясь понять, что она чувствует в данный момент. Маша призывно и трогательно улыбнулась ему уголками губ и прошептала:

— Я должна сердиться?

— Несколько недель ничего не изменят, — выдохнул Михаил, всматриваясь в ее глаза. — Месяцем раньше или позже, ты все равно стала бы моей. Я просто не в силах был сдержаться. Наверное, вино ударило в голову. Ты ведь не считаешь, что мы сделали что-то недозволенное?

— Нет, я ни в чем не виню вас, — пролепетала она и смущенно уткнулась лицом в его плечо.

— Тогда ты не против, чтобы я продолжил, Машенька? — хрипло произнес он, вновь переворачивая ее на спину и лаская ладонями нежные грудки и плечи. Она лишь выгнулась под ним, словно вновь приглашая его к интимным ласкам…

Стук в спальню разбудил Невинского.

— Барин! — голос Трофима послышался сильнее. И дворецкий заглянул в спальню. — Михаил Александрович, это срочно!

Осторожно переложив Машеньку со своего плеча на постель, Михаил отметил, что уже утро. Он чуть приподнялся на руках и недовольным взором уставился на Трофима, который виднелся из-за приоткрытой двери спальни.

— Какого черта тебе надобно? — прошептал раздраженно Невинский. — Я же приказал не беспокоить меня, когда…

— Но в парадной люди из тайной канцелярии, Михаил Александрович! — выпалил Трофим.

— Кто?

— Говорю же, из тайной канцелярии. Два господина пожаловали, требуют представить им мадам Мари де Блон.

— Что за… — сквозь зубы грязно выругался Михаил и увидел, что Маша открыла заспанные глаза. Он тут же наклонился к молодой женщине и, поцеловав ее в щеку, ласково велел: — Побудь в спальне, Маша. Я сам все разрешу…

Он проворно встал и, быстро облачившись в рубашку, панталоны, домашние туфли и халат, вышел за Трофимом в коридор.

Едва он появился на лестнице, как заметил в парадной двух мужчин в темных простых одеждах, со шляпами в руках. Невинский спустился вниз и холодно отчеканил:

— Чем обязан, господа?

Один из визитеров обратил на него ничего не выражающий пронзительный взор и, поклонившись, произнес:

— Мое имя Иван Голенищев, я экспедитор тайной канцелярии. Извините, сударь, но неотложные дела заставили меня прийти в ваш дом так рано.

— Что вам угодно? — спросил Михаил, приподнимая брови.

— Нам надобно поговорить с мадам де Блон. Она проживает в вашем доме?

— Да, — кивнул Невинский. — Зачем вам она?

— Я мадам де Блон, — неожиданно за спиной Михаила раздался мелодичный голосок Маши. Невинский резко обернулся и побледнел.

— Мари, зачем ты спустилась? Я сам разберусь, — вымолвил он недовольно.

— Мадам де Блон? — тут же подхватил Голенищев, обратив взор на молодую женщину, которая стояла на три ступени выше Невинского в шелковом светлом пеньюаре и вышитых туфельках. — Могу я задать вам пару вопросов?

— Да, — кивнула она, спускаясь к Невинскому.

— Нет, Мари, — озабоченно произнес Михаил, удержав ее за локоть. — Ты не понимаешь, это опасно…

— Я готова ответить, — сказала она твердо и укоризненно взглянула на Михаила, словно прося, чтобы он не останавливал ее.

— Вы имели знакомство с Григорием Петровичем Чемесовым? — спросил Голенищев.

— Да. Я знавала его очень давно, лет семь тому назад, — произнесла Маша.

— Весьма странно, — заметил экспедитор. — Ваше имя упомянуто в его предсмертном письме.

— В предсмертном письме? — опешила Маша. — Вы хотите сказать… — она не смогла произнести до конца страшную фразу.

— Именно так. Григорий Чемесов найден сегодня поутру мертвым в своем особняке, в кабинете. Он пустил себе пулю в висок. Предположительно это произошло около часа ночи. На его столе мы нашли письмо, в котором написано всего лишь пара фраз. Вот прочтите.

Голенищев сделал к молодой женщине несколько шагов и протянул ей бумагу. Маша дрожащими руками взяла помятый лист и прочла неровные строки, выведенные пером Григория: «…Теперь она… Мари де Блон…. И она помолвлена и выйдет замуж за другого… Но жить без нее на этом свете невозможно…»

Прочтя предсмертное письмо Чемесова два раза, Маша нервно прикрыла глаза и судорожно выдохнула.

— Вы можете что-нибудь пояснить по этому письму, мадам? — произнес громко Голенищев, не спуская инквизиторского взора с молодой женщины. Она распахнула очи и тихо вымолила:

— Когда-то давно мы хотели обвенчаться. Но все сложилось иначе…

Окинув ее долгим пронзительным взглядом, экспедитор твердо заявил:

— Как я и предполагал. Застрелился от неразделенной любви. Больше у меня нет вопросов к вам, мадам, — Голенищев поклонился и, забрав письмо из рук Маши, сделал знак своему человеку, стоящему чуть поодаль, и быстро отчеканил, обращаясь к Невинскому: — Извините, сударь, что побеспокоили вас в столь ранний час.

На это заявление Михаил холодно кивнул и обнял за плечи молодую женщину. Когда экспедиторы из тайной канцелярии исчезли за парадной дверью, Машенька глухо с мукой вымолвила:

— Какой ужас… А ведь он говорил вчера на балу, что пришел попрощаться. А я не придала его словам значения…