В этот момент к ним приблизилась очередная пара гостей. Дородная полная дама в летах и моложавый мужчина лет тридцати. Машенька невольно вздрогнула, ибо очень хорошо знала спутника дамы. Это был Андрей Дмитриевич Жданов. Воспоминания вмиг нахлынули на молодую женщину. Невинский первым поздоровался:

— Дорогая Ольга Николаевна, рад видеть вас у себя.

— Благодарствую, Михаил Александрович. Вот к вам на бал пожаловали с сыном. Вы же знаете его, Жданов Андрей Дмитриевич, мой сын от первого брака, — представила сына Ольга Николаевна.

— День добрый, — поклонился Жданов и немедля перевел взор на Машеньку, словно оценивая.

— Приветствую вас, милостивый государь, — кивнул галантно в ответ Невинский. — Моя невеста, мадам Мари де Блон. — И, повернувшись к девушке, представил ей старую даму: — Графиня Ольга Николаевна Олсуфьева.

— А мы знакомы с мадам де Блон, — заявил Жданов.

— Правда? — удивилась Ольга Николаевна.

— Да. Некоторое время назад мы встречались в лавке у одного кондитера, — добавил Андрей. И Маша вскинула на него встревоженный и испуганный взор, ожидая, что он откроет тайну их знакомства своей матери.

— В лавке? — спросила Ольга Николаевна.

— Ну да. Я покупал пирожные и встречал там… мадам де Блон. — Добавил Андрей и, не спуская взгляда с молодой женщины, добавил: — Она тоже покупала сладости, и мы могли иногда приятно беседовать. Ведь так, Мари?

— Да, — согласилась Маша, благодаря взором Жданова за то, что он не рассказал правду.

Через пару минут Ольга Николаевна с сыном последовали в зал, а Михаил внимательно посмотрел на девушку и задумчиво заметил:

— Как-то я упустил из виду, что у графини Олсуфьевой есть старший сын, который носит фамилию отца, первого мужа Ольги Николаевны. Никогда не видел этого молодого человека. Однако, как я понимаю, вы хорошо знакомы с ним, сударыня? — спросил он неприятным тоном.

— Да, но… — Маша замялась, подбирая слова.

— Это ведь тот самый Жданов, который предлагал вам содержание за благосклонность, насколько я помню?

— Боже, Михаил Александрович. Это просто невозможно, что вы знаете про меня все…

— И, насколько мне известно, он до сих пор не женат.

— Неужели? — пожала безразлично плечами Маша.

— А вы не знаете, отчего он не женат? — спросил вдруг Михаил.

— Мне откуда знать? — опешила она, нахмурившись, чувствуя, что Невинский словно подразумевает под своей фразой другой смысл.

— Мне отчего-то вдруг подумалось, что вы можете знать отчего…

— Это не так…

— Хотелось бы надеяться на это, сударыня, — заметил он как-то напряженно, сверля ее взором, и добавил: — Что ж, пойдемте в зал. Пора.

Едва они вошли, как загремела музыка, и Михаил предложил руку Маше, устремившись с нею в центр зала.

Прием в честь помолвки, как и планировал Невинский, был грандиозно помпезным, но не слишком шумным. Было приглашено всего около двух сотен самых именитых дворян Петербурга. Дети остались в своих комнатах под присмотром дворовых девушек, и поэтому Маша чувствовала себя немного неловко.

После первого танца Михаил, сделав знак рукой, остановил музыку и торжественно представил гостям Машу как мадам де Блон и свою будущую жену. День свадьбы был назначен на восьмое января, ровно через два месяца. Затем вновь грянула музыка, а Невинский со своей невестой прошелся среди наиболее именитых гостей, дабы лично получить поздравления. Гости, богато наряженные, жеманные и заискивающие, с интересом и холодным презрением оглядывали невесту, и Маша несколько раз за спиной случайно слышала громкие шепотки, что да, невеста красива, но весьма худородна, и к тому же иностранка. Это было неприятно молодой женщине, но она ни жестом, ни словом не показала этого. Далее Невинский, видя, что Маша до крайности смущена подозрительными, а иногда и осуждающими взглядами гостей, вновь увлек ее танцевать, и она была благодарна ему за это.

Спустя некоторое время Маша заметила среди гостей графиню Шереметьеву и, извинившись перед Невинским, отошла к камину, где стояла важная гостья.

— Анна Петровна, я рада, что вы почтили нас своим присутствием, — произнесла, улыбаясь, Маша.

— О, моя дорогая Мари, я могу вас так называть? — спросила Шереметьева по-французски.

— Конечно, ваше сиятельство, — улыбнулась молодая женщина.

— Вы знаете, я прекрасно понимаю Невинского, — заметила графиня, обмахиваясь большим веером и не спуская теплого взгляда с Маши. — Он не мог поступить иначе. Ибо вы совершенное создание. И его дети всегда будут находиться под вашей доброй волей. К тому же вы красавица. Он сделал верный выбор, я ему об этом уже сказала.

Маша смутилась.

— Ну что вы, Анна Петровна. Вы очень добры ко мне.

— Я всего лишь говорю, как есть, — довольно улыбаясь, заметила Шереметьева, по-дружески похлопав Машу по руке. — Вы созданы для лучшей доли, нежели быть гувернанткой. Знаете, дорогая, мой муж тяжело болен и, наверное, долго не проживет. Я как раз хотела приехать к вам, дабы пригласить вас служить в моем доме. И на днях получила письмо от Михаила Александровича, в котором он написал о вашей помолвке. Так жаль, что вы, Мари, не сможете воспитывать моих девочек. — Графиня немного помолчала. — Я рада за вас. Будьте счастливы. Думаю, что так и будет. Я вижу в глазах Михаила Александровича любовь к вам. Надеюсь, что мы еще не раз увидимся с вами, моя дорогая.

Маша раскланялась с графиней Шереметьевой и, отойдя от нее, начала искать глазами Невинского. Но едва окинула взглядом зал, молодая женщина услышала рядом с собой приятный мужской голос:

— Добрый вечер, Маша.

Резко обернувшись, она напряженно сузила глаза. Перед ней стоял Чемесов. Он был одет в парадную военную форму. Его лицо было невозможно бледно и нервно.

— Вижу, что ты устроилась гораздо лучше, чем я предлагал, — заметил он.

— Не думаю, что моя жизнь должна вас волновать, сударь. Извините, мне надо идти к гостям, — тихо и неучтиво бросила молодая женщина.

Она попыталась отойти, но Григорий загородил дорогу, и Маша была вынуждена остановиться. Они стояли между колонн бального зала, позади основной массы гостей, немного в стороне. Чемесов как-то странно посмотрел на нее и чуть придвинулся к молодой женщине.

— И что же, Невинский закрыл глаза на твое преступное и позорное прошлое? — спросил ехидно он.

— Хотя вы сделали все, чтобы очернить меня перед Михаилом Александровичем, но ваша каверза не удалась, и Невинский любит меня, несмотря ни на что, — выпалила она раздраженно, стараясь говорить тихо, чтобы недалеко стоящие гости не слышали их разговора.

Чемесов долго хмуро и молча смотрел на нее, лихорадочно кусая губы.

— Маша, прости меня, — печально и безжизненно произнес он вдруг, не спуская с нее мрачного и лихорадочно блуждающего взора. — Я понимаю, что ты никогда не сможешь простить меня… что ж, пусть… Не буду больше докучать тебе… Сегодня я лишь хотел в последний раз увидеть тебя… Пришел попрощаться…