Шрифт:
Закладка:
— Есть еще женщины и дети? — снова и снова спрашивали мы.
Нам с большим трудом удалось заполнить пассажирами даже небольшую шлюпку для экстренного спуска. Многие не желали расставаться со своими близкими. После того как шлюпка заполнилась, мы спустили ее на воду.
Оставалось две складные шлюпки Энгельгардта со складными парусиновыми бортами; одна хранилась на палубе у шлюпбалки, возле шлюпки № 2, а вторая — на крыше офицерских кают. Обе шлюпки были прочно принайтованы. Поспешно подготовили шлюпбалку, по которой спускали шлюпку № 2, и стали готовить складную шлюпку к спуску.
Я стоял одной ногой в шлюпке, потому что в том месте нелегко было переносить женщин через высокие леера. Когда мы подготовились к спуску, ко мне подошел старший помощник. Увидев, что я стою в шлюпке и рядом нет других моряков, он сказал:
— Лайтоллер, отправляйся с ней.
К счастью, мне хватило здравого смысла ответить:
— И речи быть не может.
Я выскочил на палубу. Я вовсе не собирался становиться мучеником, нет; я просто повиновался порыву, за что после много раз возблагодарил свои счастливые звезды. Я воспользовался своим шансом и пошел ко дну вместе со многими моими товарищами, поэтому позже мне не пришлось выслушивать ни от кого упреков и грубостей.
Когда ту шлюпку спускали, в нее с нижней палубы запрыгнули два пассажира-мужчины. Это, насколько мне известно, единственный случай, когда мужчины оказались в шлюпке по левому борту. Я их не виню, шлюпка была заполнена не до конца по той простой причине, что нам не удалось набрать достаточно женщин, а медлить было нельзя — вода уже заливала их ноги на палубе А, поэтому они прыгнули в шлюпку и спаслись. Желаю им удачи.
Мы еще с одним матросом начали спускать оставшуюся шлюпку Энгельгардта с крыши офицерских кают. Мы резали и рвали найтовы, обойдя шлюпку с внутренней стороны и готовясь вместе переваливать ее через ограждение и бросать на шлюпочную палубу. Матрос, работавший со мной, крикнул:
— Все готово, сэр!
Я узнал голос Хеммингса, которому давно приказал отправляться в другой шлюпке, но он вернулся, чтобы поправить канаты. Это вместо него я отправил майора Пьючена.
— Хеммингс, это вы?
— Да, сэр!
— Почему вы не сели в шлюпку? — спросил я.
— У нас еще куча времени, сэр! — весело ответил он. Очевидно, он все время из преданности держался рядом со мной, хотя в темноте я его не узнавал. Крепкий малый. Позже он съехал вниз по талям, отплыл от корабля и был спасен.
Времени нам хватило только на то, чтобы приподнять шлюпку и бросить ее в воду, которая уже поднялась выше уровня шлюпочной палубы. Мы надеялись, что несколько человек сумеют взобраться на нее и отплыть от «Титаника». Увидев, что все шлюпки отвалили от левого борта, мы с Хеммингсом побежали на правый борт, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать там. Но все шлюпки с того борта уже ушли, хотя на палубе еще стояли толпы людей.
Тогда дифферент на нос заметно увеличился — вероятно, сломалась переборка — и огромная волна захлестнула стальной мостик и палубу под нами, смывая людей в воду. Те, кто сразу не скрылся под водой, инстинктивно хватались за всевозможные части палубы и ограждения, которые еще торчали над водой. Кто-то пытался пробраться на корму — она значительно поднялась над водой после того, как нос опустился под воду. Некоторые самые крепкие прыгали в воду с крыши офицерских кают, где в тот миг находились мы с Хеммингсом. Страшное зрелище открылось нам сверху. Мы видели, как люди отчаянно цепляются за накренившуюся палубу, но не имели возможности даже протянуть им руку помощи!
Я прекрасно понимал, как опасно поддаваться инстинкту самосохранения и пробираться на корму. Стараясь как можно дольше не погружаться в воду, люди лишь продлевали свои мучения. Во многих случаях они лишали себя последнего шанса спастись; на корме собралась целая толпа. Я отчетливо понял, как опасно находиться в толпе, состоящей из нескольких сот человек. Совсем скоро им предстояло бороться за жизнь в ледяной воде. Оставалось сделать только одно, и я решил поскорее со всем покончить. Подойдя к краю мостика, я прыгнул в воду. Вода была обжигающей, словно в тело вонзилась тысяча ножей; на несколько мгновений я полностью утратил самообладание, что неудивительно, так как я был весь в испарине, хотя температура воды составляла 28 градусов по Фаренгейту, или 4 градуса ниже точки замерзания.
Впереди меня над водой виднелось «воронье гнездо», или площадка впередсмотрящего; в обычное время она находилась бы в 100 футах над водой. Какое-то время я плыл к ней, но недолго. Вскоре я опомнился и понял, как опасно искать спасения в чем-то связанном с кораблем. Я взял правее и постарался по возможности дальше отплыть от корабля.
Какое-то время я гадал, почему мне так трудно держать голову над водой. Время от времени я уходил под воду, пока до меня не дошло, что меня тянет ко дну большой револьвер Уэбли, который по-прежнему находился у меня в кармане. Вскоре я достал его и швырнул на дно.
Вода заливала кочегарки, попадая туда через решетки воздуховодов за мостиком и через отверстия вокруг передней трубы.
На шлюпочной палубе, над нашими каютами, в передней части первой трубы находились огромная прямоугольная шахта воздуховода и вентилятор; отверстие шахты составляло около 20 на 15 футов. Его закрывала проволочная решетка, не дававшая мусору попадать внутрь. Эта шахта вела напрямую в кочегарку № 3; ее высота составляла почти 100 футов; она доходила до днища корабля.
Внезапно я понял, что меня тянет туда мощным потоком воды, который хлынул в шахту. Меня прижало к проволочной решетке. Я, конечно, прекрасно понимал, что произойдет, если сетка не выдержит. Давлением воды меня практически приклеивало к решетке, а корабль медленно погружался под воду.
Хотя я барахтался изо всех сил, выбраться никак не получалось; всякий раз, как я