Помимо всего прочего, я понимал, что тону и жить мне остается минуты две. Я еще барахтался и боролся, как вдруг по трубе вверх поднялся мощный поток горячего воздуха и вытолкнул меня на поверхность.

Вода вокруг меня бурлила; корабль стремительно погружался. Потоком воды меня снова утянуло вниз; на сей раз меня прижало к одной из решеток воздуховода. Не помню, как мне удалось выбраться, потому что постепенно утрачивал интерес ко всему. И все же я снова всплыл на поверхность и оказался рядом с последней шлюпкой Энгельгардта, которую мы с Хеммингсом сбросили с крыши офицерских кают с другой стороны — потому что во второй раз я всплыл ближе к правому борту, на уровне первой трубы.

К тому времени в воде вокруг меня находилось много людей. Одни плыли, другие (в основном мужчины, слава богу) сразу шли ко дну — кошмарное зрелище для глаз и для слуха. Учитывая обстоятельства, я не пытался забраться на перевернутую шлюпку, но по какой-то причине плыл рядом с ней, держась за конец.

Нос корабля стремительно погружался под воду, а корма поднималась из воды все выше и выше. Стоявшие на корме люди беспомощно хватались за ступеньки лестницы, за выступающие части палубы. Они десятками падали в ледяную воду. Если бы шлюпки находились рядом с судном, многих удалось бы спасти, но к тому времени шлюпок уже не было видно. Невозможно было помочь не только всем сразу, но и отдельным людям. Оставалось одно: ждать развития событий и постараться забыть о том, что находишься в ледяной воде.

После того как корма перевернулась и заняла почти вертикальное положение, не выдержал компенсационный шов вокруг трубы № 1. Такие компенсационные швы считались необходимыми на больших кораблях, чтобы корабль мог «расширяться» в море. Швы не выдержали; лопнули стальные тросы сначала по левому, а затем, почти сразу же, по правому борту. Труба начала падать, но, благодаря тому что тросы по правому борту выдерживали еще секунду или две, огромная труба упала направо и обрушилась всей своей массой на тонущих. Труба упала в воду между шлюпкой Энгельгардта и корпусом «Титаника»; она пролетела в нескольких дюймах от меня.

Помню один вопрос, заданный сенатором Смитом на слушаниях в Вашингтоне. В менее трагических обстоятельствах такой вопрос вызвал бы смех. Он спросил: «Труба кого-нибудь ранила?»

Волной, образовавшейся после падения трубы, перевернутую шлюпку Энгельгардта отогнало от тонущего судна.

Когда я снова огляделся по сторонам, мы находились ярдах в пятидесяти, не меньше, от лайнера. Я по-прежнему крепко держался за канат старой знакомой — шлюпки Энгельгарта; теперь на днище перевернутой шлюпки стояли несколько человек. Я тоже вскарабкался на днище, проведя в ледяной воде больше времени, чем мне хочется вспоминать. Огни на борту «Титаника» еще горели, и он представлял собой удивительное зрелище. Корма повернулась вертикально и чернела на фоне звездного неба; на тех частях палуб, которые еще не погрузились в воду, ярко горел свет.

Носовая часть до второй трубы к тому времени полностью находилась под водой; мы с ужасом наблюдали, как судно погружается. У нас на глазах свет потух, и огромный корпус очутился в полной темноте, хотя его силуэт был четко очерчен на фоне звездного неба. В следующий миг огромные котлы сорвались с мест и с грохотом ринулись вниз, круша переборки и все, что находилось у них на пути. Беспрецедентная трагедия разыгрывалась у нас на глазах; она стремительно близилась к финалу, когда огромный лайнер медленно, но неуклонно разворачивался вверх кормой. Над водой виднелись винты. Наконец, корпус занял совершенно вертикальное положение. В таком поразительном положении он оставался примерно с полминуты. Затем на удивление величественно и быстро «Титаник» погрузился под воду, нашел последнее место упокоения в бездонных глубинах холодной серой Атлантики.

Все вокруг меня на перевернутой шлюпке благоговейно зашептали: «Он утонул».

К счастью, последовавшая сцена была окутана мраком. К несчастью, в мертвый штиль звуки разносились по воде очень отчетливо. Думаю, ни к чему описывать эти душераздирающие, незабываемые звуки. Я никогда не позволял себе задумываться о том, что тогда происходило; многие мои спутники были бы сегодня живы и здоровы, если бы им удалось стереть из памяти все воспоминания о тех жутких моментах или по крайней мере отодвинуть их до тех пор, пока время немного не притупит воспоминания об ужасной трагедии.

Спасение

То, как пережили ночь спасшиеся на перевернутой шлюпке Энгельгардта, граничит с чудом. Если человеческие силы были напряжены до предела, то именно в те долгие часы, когда мы стояли в мокрой одежде, в ледяной воде температурой ниже точки замерзания. Почти все спасшиеся еще могли стоять на ногах, когда забрезжил рассвет, что доказывает: пока есть жизнь, остается и надежда.

Час за часом перевернутая шлюпка все глубже погружалась под воду — скорее всего, потому, что ее повредили, с силой сбросив с крыши офицерских кают. Она ударилась о палубу, а затем легла в дрейф.

Факт остается фактом: мы болезненно сознавали, что ледяная вода медленно, но неуклонно поднимается все выше по нашим ногам.

Некоторые тихо теряли сознание, падали, и их смывало за борт; на плоском дне шлюпки не за что было ухватиться. Ни у кого не было сил для того, чтобы помогать; а после того, как поднялось легкое, но ощутимое волнение, те, кто еще был жив, поняли, что спасение невозможно.

И только благодаря тому, что держались вместе, мы не пополнили собой список тех, кто в ту ночь лишился жизни.

И вот еще что. Когда поднялось волнение, я понял, что без согласованных действий нас всех смоет за борт, что будет концом для всех. Поэтому я приказал всем встать спина к спине. Когда я чувствовал, что днище у нас под ногами наклоняется, все по команде разворачивались в ту или другую сторону. В зависимости от положения я командовал: «Направо!», «Прямо!» или «Налево!».

Таким образом мы с трудом удерживались на скользком деревянном днище, которое все больше погружалось под воду.

Мы знали, что к нам на помощь спешат корабли, хотя наши шансы на спасение казались весьма, весьма сомнительными. Филлипс, старший радист, стоявший рядом со мной, перечислил названия кораблей, которые откликнулись на наши сообщения. Из них, судя по координатам, ближе всего к нам находилась «Карпатия»; к рассвету она должна была подойти к тому месту, где затонул «Титаник».

Желая поднять