Воля королевы была соблюдена, и рыцари Круглого Стола подтвердили, что они принимают эти обеты в том виде, в каком они были сказаны. С этого дня Гавейн и его соратники стали называться Рыцарями Королевы.

Из всех, кто рукоплескал обетам рыцарей и речам короля с королевой, больше всех шумел Дагонет Карлантенский. Однако по природе своей он был непутевый малый и первейший трус на белом свете. Он вскакивал, хлопал в ладоши и кричал, что прямо на рассвете идет искать приключений.

– Не пойдете ли со мною, мессир Гавейн? довольно ли вы уверены в себе, хватит ли у вас мужества решиться на это? Обо всех прочих, об этой братии Круглого Стола, я знаю наперед, что они не отважатся меня сопровождать.

Эти слова развеселили тех, кто их слышал. Ему, впрочем, случалось облачаться в доспехи. Тогда он уходил в леса; увидев высокий дуб, он вешал там свой щит и так по нему колотил, что обдирал весь лак; потом, вернувшись, говорил, что побывал в сражении и убил одного или двух рыцарей; но, если ему доводилось повстречать вооруженного всадника, он тут же спасался бегством. Бывало, он замечал впереди рыцаря, который ничего не видел и не слышал вокруг, углубившись в любовные мечтания. Тогда Дагонет подъезжал поближе, брал в руки поводья коня и вел его, будто он взял пленника[455]. Таков был Дагонет, хотя и видный собою, и высокородный: его можно было принять, за человека добросердечного и здравомыслящего, пока он не начинал говорить.

VIII. Турнир в Логре. – Вероломство рыцарей Круглого Стола. – Их примирение с Гавейном. – Любовь Гиомара и Морганы

Так рыцари при дворе Артура оказались разделены на два содружества. С одной стороны – сотрапезники Круглого Стола, пришедшие из Кармелида; с другой – рыцари Королевы: первых было двести пятьдесят, вторых, отданных под начало Гавейну, – девяносто. Этим вторым досталась львиная доля славы в битве под Кармелидом; отсюда смутное брожение ревности к ним со стороны рыцарей Круглого Стола.

Когда скатерти убрали, Кэй-сенешаль воскликнул:

– Что же мы тут сидим? Неужели праздник обойдется без турнира?

– Кто не выйдет на него, тому позор! – добавил Сагремор.

Тут же все поспешили за парадными доспехами.

– Но как вы намерены проводить турнир? – спросил Гавейн.

– Мы будем биться, – сказал Минорас, – против рыцарей королевы Гвиневры в равном числе.

– А сколько вас будет?

– Нас будет пятьсот, – ответил Адраген.

– Тогда и нас выйдет столько же.

– Ну, так начнем, – поторопил Синадос, – ведь день на исходе.

Вскоре они собрались на лугу у городских стен; справа была река, слева рвы, вырытые перед бастионами. Когда тысяча латников разделилась надвое, герольды возгласили:

– Где настоящие воины? Пусть выйдет тот, кто верно бьет!

От рыцарей Круглого Стола первым из рядов вышел Синадос; с другой стороны – Агравейн Гордый, брат Гавейна. Глефы ударили по щитам, пронзили их, раскололи и разбили вдребезги. Устремясь навстречу друг другу, оба соперника сшиблись с такой силой, что разом упали на землю, увлекая за собой лошадей. С обеих сторон к ним бросились на помощь, не забывая разить попутно острым железом копий, и битва захватила всех.

В это время Гавейн подъехал ко рву прямо перед окнами, у которых стояли облокотясь король с королевой Гвиневрой, короли Бан и Богор, множество дам и девиц. Едва увидев его, Артур сказал:

– Племянник, дорогой, постарайтесь предупредить или пресечь между сторон любые злые козни.

– За себя я могу отвечать, – возразил Гавейн, – но не за чужое безрассудство. Это вам, сир, пристало вмешаться, если вы заметите непорядок; я же никак не могу не прийти на помощь своим, видя, что у них дело плохо.

– Вооружим часть ваших людей, – предложил король Бан, – если понадобится, они разоймут буянов.

Артур сей же час велел отрядить три тысячи оруженосцев и стражей, готовых исполнить все, что им прикажут.

С превеликим трудом удалось отбить и вернуть на коней Синадоса и Агравейна; с каждым мигом озлобление сторон нарастало; рыцари Круглого Стола теснили рыцарей Королевы и уже брали верх, заставляя тех уступить; король Лот вовремя подоспел им на помощь[456]; пришлось уже рыцарям Круглого Стола бежать, оставив немало своих на ристалище. Но скоро они вернулись с семью сотнями новых всадников и опять пошли в бой: те же, подавленные их множеством, хоть и упирались, как могли, вынуждены были отойти под такие крики, что и грома Господнего было бы не слышно.

До тех пор Гавейн, Ивейн и Сагремор довольствовались тем, что наблюдали за ходом дела; когда они увидели, что рыцари Королевы теряют поле боя, Ивейн не выдержал:

– Ей-богу, дорогой кузен, зря мы так мешкаем; не видите разве, что наших теснят?

– Что мы за рыцари, – воскликнул Сагремор, – если не придем им на помощь! Грош цена тем, кто говорит и не делает.

– Ну, так за мной, – сказал Гавейн.

Они пришпорили коней и устремились на обе толпы, словно ястреб на куропатку; их глефы, направляемые твердой рукой, сбили первых же четырех, кто подвернулся; по этим ударам бойцы Круглого Стола угадали их имена. Скоро все рыцари Королевы сплотились вокруг Гавейна; дамы с высоты оконных проемов восхищались их статью.

– Сагремор, – говорили они, – хоть и хорош телом и ладно скроен, но еще прекраснее он своею силой и отвагой. Повезет же той, с кем он слюбится! и какой глупой невежей будет та, что хоть в чем-то ему откажет!

И Грифлету, и Галесконду, и мессиру Ивейну выпала своя доля похвал. Спору нет, рыцари Круглого Стола защищались отменно; но как было удержать поле против мессира Гавейна? мыслимо ли было его остановить? Он разил перед собою коней и рыцарей, он сбивал с голов шлемы, раскалывал щиты и, наконец, оттеснил неприятельское воинство к берегу реки, оставив десяток пленных на милость рыцарей Королевы. Грифлет, Сагремор и Агравейн отослали их к Гвиневре от имени монсеньора Гавейна, своего предводителя. Королева приняла их с великой радостью, одарила своими драгоценностями и пригласила стать у окон, чтобы видеть продолжение турнира.

До сих пор обе стороны нарушали уговор разве только тем, что призывали нежданную помощь, каждая поочередно. Но когда рыцари Круглого Стола поняли, что дело проиграно, они перестали блюсти меру, и многие из них сменили турнирные копья на тяжелые и острые глефы, вернулись с оружием наперевес и стали биться столь яростно, словно перед ними