— Рад тебя видеть, Евгений Иванович! Как-то вспоминал тебя на днях, давно ведь не виделись.

Зорич, не отвечая, развернув корпус, точно нашёл кулаком челюсть обидчика. Тот тяжеловесно осел на землю, оставив винтовку в руке есаула, который, сказав: «Я тоже рад тебя видеть, Владимир Андреевич!» — протянул ему винтовку. Жлуктов её взял, смеясь, с чувством потряс руку Зорича и потянул его в сторону, оставив прятавшего бинокль за отворот куртки — как бы чего не вышло — сыщика и пытавшегося привести в чувство Никитюка его товарища.

— Слышал я, Евгений Иванович, что отправил ты в Европу жену с ребёнком. А сам думаешь как? Многие с капиталом туда потянулись. А что взять нам с тобой? Жалкую пенсию? Страна трещит по швам, нелады с япошками, экспроприации постоянные, рабочих очень умело поднимают против режима. Я говорю с тобой откровенно почему? Годы уходят, а мы ни с чем! Есть у меня задумка, да одному не поднять. Что скажешь, есаул?

Евгений Иванович, насторожившись, подумав, проговорил:

— Если тема серьёзная, можно поговорить.

Жлуктов прервал на полуслове:

— Агуров, на, возьми винтовку, отведи его куда-нибудь, пусть водички попьёт. Нашёл, дурень, на кого хвост поднимать!

— Ну так что? — настаивал Жлуктов. — Поговорим?

— Да, — кивнул головой Зорич.

— Ну и правильно! — весело подытожил полковник, потрепав есаула по плечу. — Видишь сам, что происходит. Мои столичные друзья доносят, что и город на дыбы встаёт, и во дворце раздрай. Надо не лезть в эту кашу. Кончится это, — он указал на окно, — освобожусь, загляну к тебе. Бывай!

И растворился в темноте, а Евгений Иванович постоял молча, раздумывая, потом, вспомнив о сыщике, позвал его:

— Семён Иванович?.. Пойдём отсюда, разыщем Корфа, узнаем, что нам ещё предназначено на сегодня.

Глава тридцать третья

— Дорогая Матрёна Петровна! — убеждал, разгорячившись, Евгений Иванович. — Мне пришлось не один год бывать в ханствах южного Кавказа!

— А это ишо где?

— Ну-у… — протянул есаул. — Скажем, в Персии.

— Ну и што?! — не унималась Матрёна Петровна.

— Да что с того, что названия национальные, непривычные уху русскому, блюда-то вкусные, за уши не оторвёшь. Вот, скажем, э-э-э… — Евгений Иванович поднял глаза к потолку, — дюшбара…

— Тьфу ты, господи, язык сломаешь! А это ещё што такое?!

— Да пельмени!

— Ну так и сказал бы по-русски, а то…

— Вот, — заулыбался есаул довольно. — Есть, помнится, ещё один супчик, звучит, конечно, непривычно…

— Это как? — спросила с интересом заинтригованная стряпуха.

— Кюфта — бозбаш! — наклонившись, обнял её за плечи Евгений Иванович. — Ничего страшного, Петровна, привыкнешь. Вот плов мы пару раз варили? А знаешь, как он называется? Гиймя! А какой вкусный! Тебе понравился!

— Ну хорошо! — сдавала позиции Петровна. — Пусть они свинину не едят. Должно быть, кормить их там нечем, вот одну баранину и жрут. А вот внук мне книжку читал, где-то там, на басурманщине… — Петровна замялась.

— Ну, говори, Петровна! — поторопил Евгений Иванович.

— Друг дружку они едят, вот што! — выпалила стряпуха, перекрестившись. — Сердце вырежет и жрёт, прости господи! Они как бы храбрее становятся!

Никогда до этого есаул так не хохотал. Сгибался пополам, опирался о стену, чтобы не упасть. Насмеявшись до слёз, сел на табурет.

— Дорогая моя! — успокоил Матрёну Петровну. — Меня-то ведь не слопали, да и не могли. Есть друг дружку уже давно из моды вышло. А то, что читал внук, давным-давно было, когда мамонты вымерли, люди были совсем дикие. И рецептов вкусных у них не было, не то что теперь! Понимаешь, Петровна, я не эстет какой-нибудь, ну, не избалованный, скажем так, но иногда чего-нибудь другого хочется. Борщи и каши — пища привычная, но скучновато как-то. Да и внук твой, когда распробует, благодарить будет. Словом, Петровна, будем поднимать кулинарный уровень. Договорились?

Стряпуха, насупившись, без особого энтузиазма кивнула головой.

— Вот и славно! — Евгений Иванович, встав, подошёл к окну.

За воротами автомобильный клаксон играл матчиш. Гертруда! С чего бы это? Может, что-то о Диане. На этот раз Гертруда была непривычно серьёзна. Степенно поздоровавшись, суховато проговорила:

— Я за вами, Евгений Иванович.

Зорич внимательно посмотрел на неё.

— Покоряюсь! — улыбнулся и добавил: — Чайку не желаете, сударыня?

— Спасибо! — зарделась Гертруда. — Не сейчас!

И вмиг оттаяв, кокетливо метнула многообещающий взгляд на есаула. «Ой-ой, — метнулось в голове Зорича, — надо быть осторожнее, а то потом предъявит вексель к оплате». И со словами:

— Мадам, мне нужна пара минут, чтобы собраться! — скрылся в коридоре.

Всю дорогу Гертруда, нарушая суверенитет, налегала на Евгения Ивановича столь тесно, что, прижатый к двери, он тоскливо подумал: «От меня, наверное, уже несёт, как от парфюмерной лавки». И когда он разглядел сквозь запотевшее стекло знакомые ворота дома Дианы, с облегчением вздохнув, выскользнул наружу. Идя по дорожке к дому, Гертруда соблюдала дистанцию, но намекнула на будущее:

— Надеюсь, сударь, откровенность девушки не показалась вам чересчур смелой?

Евгений Иванович счёл за лучшее промолчать, деликатно улыбнувшись краешком рта. Диана встретила их у дверей, не выказывая эмоций. Она взяла руку Зорича в свои, молча пожав её, внимательно посмотрела в глаза и прильнула к нему. У есаула глухо забарабанило в груди. «Господи, — подумалось ему, — как у мальчишки». А Диана, приглашая жестом, сказала:

— Прошу вас, раздевайтесь.

В жарко натопленной гостиной сели у стола. Гертруда, поглядывая то на есаула, то, с удивлением, на Диану, взяла привычно инициативу в свои руки:

— Евгений Иванович, дамы ждут! Что это?

Внимательно прочитав с видом знатока этикетки трёх бутылок, ткнула в одну пальцем.

— Евгений Иванович, предлагаю начать с этой! Евгений Иванович, дамы жаждут!

Диана была молчалива и задумчива, избегая взгляда Зорича, пытавшегося понять, что с нею. Гертруда, наливаясь вином, тормошила её всячески:

— Подруга, не время киснуть! Скинь с себя столичные вериги! Я не знаю, что там с тобою