Здесь, конечно, ближе к делу, но…

- Пойдём, что ли? – сказала я Бекшееву. – Как-то тут совсем тягостно… такой огромный дом, а пустой.

- Пустой, - согласился Анатолий, неловко поднимаясь. – Он всегда казался таким… пугающим. А теперь я и вовсе вряд ли смогу здесь остаться. Может, школу открыть… или далеко будет? От деревни? Госпиталь…

- Не спешите, - Бекшеев осторожно прикрыл дверь, словно боялся хлопком потревожить покой усопшей. И сделал глубокий вдох. – Такие решения не принимаются впопыхах…

- Ну да… мне нужен адвокат? Я… вроде бы ничего и не делал… точнее в том и проблема, что я ничего не делал… и не понять, как теперь это всё… оценят…

- Насколько я могу судить, со стороны закона лично к вам претензий не будет.

А с совестью пусть сам договаривается.

Откупается хоть школой, хоть госпиталем… чем там ещё.

- Наверное… наверное, лучше и вправду переехать… племянник в школу отправится, как планировалось. Зоя… с ней поговорим. И с Людмилой… хотя она меня не любит…

- Знаете, - перебила я поток мыслей. – Целители… они в принципе мало кого любят.

- Это странно, да…

- Не более, чем всё остальное…

Тихоня сидел на ступеньках и чесал Девочку за ухом, та скалилась и время от времени дергалась, пытаясь поймать стрекозу.

К нам Тихоня повернулся.

Кивнул.

И отвернулся, возвращаясь к Девочке, которая вытянулась на брюхе и теперь повизгивала, требуя, чтобы почесали по боку.

В саду… прохладно.

Уже.

И дождь того и гляди начнётся. Небо серое, обвислое. Воздух сырой, промозглый. Осень всё-таки решила показать себя. Но желтизны в листве нет. И сад выглядит нарядным. Стрекозы вон опять же. Суетятся… а мы идём. Просто гуляем… только осторожно надо.

Змеи в траве.

В высокой траве всегда стоит опасаться змей.

Но сейчас здесь пусто. И Тихоня, и Анатолий остались где-то там дожидаться местной полиции… и дело, конечно, ещё не окончено.

Предстоит вскрытие, но мы оба знаем, что ничего-то нового оно не обнаружит.

Допросы Зинаиды.

Людмилы.

Зои…

Анатолия… Ниночки…

Надо выяснить, что за отрава. И кто готовил змеиную воду… кто рассказал Ангелине о том, что Анатолий не родной сын Каблуковых… Людмила? Или Антонина? Это на самом деле не так и важно, но любое дело состоит из мелочей и эти мелочи придётся собирать.

Чтобы не осталось ничего-то лишнего.

Опасного.

- Одинцов не обрадуется, - сказала я, потому что тишина стала напрягать. – Свадьбы, конечно, не будет, но… по-моему, он предпочёл бы, чтобы была.

- Я сам ему позвоню, - Бекшеев хмур.

И я киваю.

Пускай.

Всё равно ведь припрётся. Одинцов. Я его знаю. На месте точно не усидит. И придётся… встретиться?

Разговаривать?

Утешать… не умею утешать. И успокаивать тоже. И что ему скажешь? Одна подопечная скорее всего убила другую? И собиралась избавиться от будущей свекрови? Тут я Марии Федоровне верю…

Или нет?

- Думаешь, Ниночка… травила Каблукову? Они как две змеи, которые сплелись вместе и, не сумев развязаться, убили друг друга. Попытались…

- Сложно сказать, - ответил Бекшеев и вытянул руку, а на ладонь опустилась стрекоза. - Она наверняка откажется… и от всего, что говорила раньше, тоже. Она умная девочка. И слабость пройдёт… и не удивлюсь, если любовь тоже.

Бекшеев шагает неспешно. И я рядом.

- А вот что касается Марии Федоровны… я тоже слышал про радиоактивную воду. Матушке предлагали… подобный способ лечения. И для неё, и для меня тоже… весьма, к слову, настаивали. Говорили, что очень оздоровит. Но она полагает, что это скорее во вред. Что не всякая мода полезна.

Стрекоза вяло перебирала крыльями, но не улетала. Она казалась поблёкшей, полустёртой, будто сбежавшей из чьей-то акварели.

Осень.

Очередной излом мира.

- Так что слабость Каблуковой вероятно происходила от отравления организма радиацией. И возраст опять же… и волнения немалые. Это не могло не сказываться на сердце. Хотя… думаю, что со временем Ниночка попыталась бы извести свекровь. Она долго терпела Каблукову… вообще долго терпела. А потом убила в первый раз и поняла, что можно убить и остаться безнаказанным. И снова убить…

И снова остаться.

- Так что, думаю, Ниночка постаралась бы ускорить кончину Марии Фёдоровны, но не теперь. Зачем ей? Наоборот. Сейчас смерть Каблуковой ей была не выгодна до крайности. Снова траур… Анатолий матушку любит, а потому свадьбу пришлось бы отложить.

А Ниночка с её маниакальной влюбленностью не могла допустить и мысли о том.

Пожалуй, прав Бекшеев…

- И вот с Зинаидой – понятно. Или тюрьма, или… лечебница для душевнобольных. С Марией Федоровной тоже… а с Ниночкой что будет?

И Бекшеев, вздохнув, ответил:

- Понятия не имею.

Эпилог

Эпилог

Одинцов приехал не один.

Он был худ и мрачен, и по виду ясно, что не спал. И собственный адъютант смотрел на Одинцова с тревогой и страхом. Правда, не понятно, боялся ли он Одинцова или же за него.

Впрочем, Бекшееву руку пожали и сказали:

- Спасибо.

- За что?

- За всё, выходит… хотя… честно… в следующий раз я трижды подумаю перед тем, как отправить вас куда бы то ни было.

С Одинцовым появилась и столичная полиция.

Начались опросы.

Допросы…

- Не наша вина, - отозвался Бекшеев.

- Не ваша. Скорее уж моя, - Одинцов поморщился. – Кажется, я снова и снова совершаю одну и ту же ошибку… мне кажется, что достаточно отдать распоряжения и вовремя всё проконтролировать. И если распоряжения выполнят, то всё будет хорошо.

Вот только живые люди не спешат выполнять распоряжения великого князя.

Да и в целом живут своей странной жизнью.

- Что будет дальше? – этот вопрос интересует не только Бекшеева.

- Сложно сказать… с одной стороны Зинаида действительно убивала… с другой – вот помимо её признания доказательств нет. И если начнётся процесс, он будет сложным, в том числе и для нас… это сейчас она готова говорить. А потом? Более-менее можно будет притянуть к убийству этой… санитарки-знахарки, да и то… вещественных улик нет.

Одинцов в госпиталь не заходил.

На лавочке устроился.

И Бешкеев рядом. И подумалось, что сидят они, как два старика.

Стариком Бекшеев себя и ощущал.

- С другой стороны сам процесс получится громким. Очень уж тема… скользкая. Неприятная… многое выплывет… и