Шрифт:
Закладка:
- Хорошо… Зиночке нужна будет помощь. Да и… матушка… если со мной что-то случится, то она Зою не отдаст. Она и так попытается надавить, чтобы Зою вернуть.
И надо полагать не из большой любви.
И Анатолий подтвердил, продолжив:
- Просто это скандал. Ещё один… я вот сейчас думаю, почему Зиночка раньше не рассказала?
- О родстве?
Бекшеев поёжился. Дневной жар давно отступил, и теперь легкий ветер пронизывал до костей.
- Обо всём. Я бы увёз её… и матушку её… я предлагал, когда понял, что и вправду сестра, но было уже поздно. Зиночке не говорил, но матушкин знакомый… он сказал, что осталось уже недолго. Что переезд убьёт эту женщину. И я испугался, что Зиночка не простит… я дал ей денег, предлагал сиделку нанять, привезти… или хотя бы дом снять, чтоб старуха их не донимала. А она отказалась, только… благодарила. За заботу. Я никогда ни о ком не заботился, а вот…
Он стряхнул пепел на землю.
Потом криво усмехнулся.
- Матушка будет в ярости…
- Из-за чего?
- Из-за всего… из-за моего происхождения… точнее, из-за того, что вряд ли получится утаить его… возможно, начнутся суды… родственники отца… человека, который и был мне отцом по сути… воспользуются случаем.
- Разорят?
- Вряд ли. Я давно уже многое изменил. Организовал свою компанию, перевел имущество на неё… так было удобнее. Некоторые дела отца могли… обернуться проблемами. Вплоть до конфискации. Поэтому я и вывел имущество. А то, что осталось… пусть забирают. Хотя… есть ведь дети Ангелины и они прямые наследники. Но есть и её отказ… в общем, грамотным юристам на годы работы. Но скандала в любом случае не избежать. с Зоей опять же… с Зиночкой… я не откажусь от них. Мне другое интересно… Зачем Зиночке травить Нину?
- А она и не травила.
- Тогда…
- Скажите, Ниночка не приходила к вам? Скажем, утром…
- Нет, но… твою ж мать… - Анатолий закрыл глаза. – Вот неужели я настолько хреново жил, что теперь это вот всё?
- Не понимаю, о чём он, - поддержал беседу Захар, закуривая новую сигарету, - но поддерживаю. Жил ты хреново…
- Они с матушкой встречались на рассвете… на лугу каком-то… там, в Швейцарии… матушка записалась на курсы… продление молодости и красоты… всё равно мне там пришлось долго пробыть, а ей было скучно. Тоже ванны, грязи, обёртывания всякие… а ещё учили вставать на рассвете, точнее раньше, встречать солнце и умываться росой. И они с Ниночкой эту дурь продолжали здесь… когда Ниночка была. И… я не уверен. Я могу ошибаться…
И он хотел ошибаться.
Бекшеев видел страстное это желание. А еще понимание, что, несмотря на характер, Анатолий достаточно умён.
- Ниночка очнётся, - сказал он мягко. – Тогда всё станет ясно. Знаете, что меня удивляет?
- Что?
- Ваша матушка до сих пор не появилась.
Анатолий чуть нахмурился. Посмотрел на сигарету в руке. На луну кривобокую. И сказал:
- Я звонил домой… сказал, что задержусь. Что Зоя приболела и Ниночка тоже… и что я передам опеку над Зоей Людмиле. Так будет лучше для всех и в первую очередь для девочки. Хватит с неё потрясений.
- И как матушка это восприняла?
- Обыкновенно. Сказала ледяным тоном, что не стоит совершать поступков, о которых я затем пожалею. И что я должен немедленно вернуться для серьезного разговора.
Но сама с места не сдвинулась.
Что ж… может, оно и к лучшему.
Да и Тихоня приглядит, чтобы госпожа Каблукова не покинула поместья, если вдруг ей вздумается куда-нибудь уехать…
- Наверное, - сказал Анатолий, глядя на луну, - я и вправду нагрешил… если так оно.
Вопрос, считать ли грехом слабость.
И нежелание воевать с человеком, который тебя вроде бы любит и желает лишь добра. Воевать с такими людьми, которые желают тебе добра, сложнее всего.
- Мне… нужна будет ваша помощь, - Бекшеев подумал, не попросить ли сигаретку за компанию. – Пойму, если вы откажетесь… да и в целом… дело не самое приятное. Но… нам она не скажет всего.
- Ниночка? – Анатолий посмотрел на окурок в руке. – И вправду… дерьмо. Но я и без того в нём по уши. Так что… да и Наде я всё-таки должен. Хотя бы за её терпение. Проклятье… слушайте, а есть таблетки, чтоб не чувствовать себя сволочью?
- От совести, что ли? – уточнил Захар. – Боюсь, так далеко медицина не шагнула.
Ниночку получилось проведать ближе к полудню.
Бледная, она всё же улыбалась, играя жертву. И Анатолий, сидя рядом с кроватью, что-то ей читал. Ниночка слушала, но рассеянно, так, что с первого взгляда становилось ясно – вовсе ей не книга интересна.
Да и не нужна книга.
Ничего не нужно, кроме человека, который находится рядом.
Зима права. У безумия и вправду тысяча лиц. Это притворялось любовью.
- Здравствуйте, - сказал Бекшеев вежливо. И Анатолий с преогромным облегчением закрыл книгу. И тоже поздоровался. Он успел съездить домой.
И вернуться.
Переоделся вот. И передал, что матушка ждёт их для беседы в поместье. К ужину.
И что он соврал, как и просили.
Сказал, что Ниночка умирает, что он должен быть с ней… и эта ложь ему далась нелегко. Впрочем, сейчас, у постели Ниночки, он играл себя-прежнего, пряча за надменностью слабость обычного человека.
- Доброго вечера, - Ниночка говорила тихим голосочком и тотчас откинулась на подушки. – Мне сказали, что вы спасли мне жизнь… что я здесь благодаря вам… спасибо большое…
- Я сделал то, что сделал бы любой порядочный человек на моём месте.
Не оставляло ощущение, что Бекшеев попал в театр. Только не зрителем, а участником, как оно случается порой. В провинции любят домашние театры.
И представление.
Нынешнее включало бледность Ниночки. И томный взгляд её, направленный на Анатолия… только во взгляде этом помимо любви теперь читалась и жадность.
Злость?
Что ещё?
Сложно понять. Эмоций много и Ниночка не способна удержать их.
Бекшеев поставил стул.
- Кто вас отравил?
- Не знаю…
- Яд попал за часов пять-шесть до того, как начал действовать… стало быть, утром. На рассвете. С кем вы встречались на рассвете?
- Нина?! –
