Шрифт:
Закладка:
Ложь.
Не так давно Ниночка говорила совсем иное.
- Там много змей… просто Надька не увидела одну. Пришла рисовать и не увидела… а змея её цап! И всё! – Ниночка рассмеялась и тут же спохватилась. – Я нашла её уже когда было поздно…
Ложь.
Кислая такая…
- Неправда.
- Правда! Она… она умирала! Стало жарко… плохо… она прилегла. А там змея…
Или зелье? Не то ли, которое изготавливала Антонина? Зиночка ничего про это не упомянула, но… Нина могла обратиться к Антонине напрямую. Заплатить… сочинить… или не сочинять?
Антонина не стала бы задавать вопросы.
Но это лишь предположения. И менталист, возможно, заставит её сказать правду, но…
- Надька уже умирала… и я испугалась. Просто испугалась… ушла…
- А где был её медицинский артефакт? – Бекшеев выдержал полный ненависти взгляд. – Почему она не взяла его с собой?
- Мы… мы поссорились…
И вновь же об этом ни слова.
- Мы поссорились с ней… я обозвала её нехорошим словом. Сказала… сказала, что позвоню Одинцову, что расскажу ему правду… про Надьку, про её любовника… что он сотрёт их обоих… что они его опозорили! И отца опозорили! И меня тоже! И она убежала… рисовать…
Ну да, чем же ещё заняться девице в расстроенных чувствах?
- Я пошла за ней. Хотела извиниться.
Снова ложь.
- А она… она умерла. Я не виновата! Я ни в чём не виновата…
- Ангелина поняла? Про лекарства?
- Ангелина? – тоненьким голоском переспросила Ниночка. – Ангелина… она…
- Догадалась, - подсказал Бекшеев. – Как-то поняла, что ты заменяла таблетки… лекарства… и связано это было с таблетницей.
Ниночка поджала губы.
- Их ведь две? В Петербурге купила? В подарок сестре, верно? А потом вернулась и купила ещё одну. Одинцов выясняет, где именно. И думаю, выяснит. Это ведь не так просто, заменить таблетки, когда таблетницу постоянно носят с собой. Опять же, нужно видеть, как эти пилюли выглядят… их же по заказу делали, верно?
- Он… он врёт. Наговаривает… я действительно подарила Надежде таблетницу… со змеями… змеи – это ведь символ. Мудрости. И целительства… и я… я…
- Две, - повторил Бекшеев, усиливая нажим. – Их было две. И это умно. Наверное, никто не предполагал, что маленькая девочка может быть настолько умна.
Немного лести.
И даже восхищения.
И Ниночка отзывается на него.
- Редко кому удается придумать столь сложную схему и воплотить её. Сперва ты взяла… что там твоей сестре выписали? Витамины? Пару пилюль… нашла форму. И того, кто согласится помогать. Возможно, сперва ты думала, что сама справишься, но потом появилась Зиночка.
- Она меня заставила!
- Конечно. Вы меняли таблетницы, которые были похожи. Но в чём-то различались, так?
- Змеи… змеи на крышке были разными. Цвета… я хотела такие же, заказала бы, но не было… и ждать долго. Пришлось брать, что есть. Никто не замечал разницы. Даже Надька.
- А Ангелина заметила.
Потому что память её, изувеченная препаратами, пыталась восстановиться. И менталист помогал. И вытягивал из этой памяти всякие-разные мелочи.
Вот и вытянул.
- Заметила… стала задавать вопросы… ездила по аптекам… я и вправду покупала Надьке лекарства. Приезжала. Заказывала. Она сама просила… это не преступление! Не преступление, понимаете?
- Понимаем.
- Что ты сделала?
- Я… я… ничего… я просто… так получилось… просто получилось… она хотела посмотреть вещи Надежды… я… я сказала, что пожалуйста… я сказала, что это обижает… её предположения обижают. Но если ей надо, пусть смотрит. Альбомы там, прочая ерунда… мне нечего скрывать!
Она облизала губы.
- Что ты ей дала? – Анатолий задал вопрос и наклонился, отчего Ниночка вжалась в подушки. – Что ты ей…
- Таблетки… которые остались от Надьки… Зиночка их делала… высыпала в чай… все… что были высыпала… а она выпила.
Почему?
Неужели, так до конца и не верила… скорее всего… подозревала, конечно. Но одно дело подозревать, и совсем другое – встретиться с милой испуганной девочкой, которая уверяет, что любила сестру.
И начинаешь сомневаться, может, и вправду любила?
Может, домыслы твои – лишь домыслы.
Может, ошиблась ты? Или память, которая нестабильна? Воображение? Или просто душевная болезнь, которая гонит, заставляет метаться… выискивает врагов.
А может, утомленный постоянными сражениями разум, просто не понял, сколь опасно что-то пить в доме отравительницы? Не сопоставил одно с другим.
Анатолий высвободил руку.
- Толенька… всё, что я делала, я делала ради нас с тобой… ты же не уйдёшь?! Ты не имеешь права меня бросать, когда я столько всего сделала! Ради нас, ради… - Ниночка, позабыв о слабости, попыталась сесть. – Чтобы мы были счастливы! Ты только со мною счастлив будешь! Только со мной! Слышишь? Ты… ты не имеешь права…
Бекшеев вышел из палаты первым.
Кивнул полицейскому.
Зиме.
- Я позвоню Одинцову, - сказала она. – Надо… к Каблуковым ехать…
- Надо, - согласился Бекшеев. – Сейчас вот… подожду хозяина…
Анатолий аккуратно прикрыл за собой дверь, и следом в неё ударилось что-то тяжелое.
- Ты не смеешь…
Он покачал головой и зажал ладонями уши.
- …не смеешь вот так…
- Ей надо успокоиться, - Захар ждал в коридоре. – Сейчас сделаю укол… и это… определяйтесь. Если оставляете здесь, то кого-то приставьте, чтобы приглядывал. У нас тут не тюрьма, насильно я никого удерживать не стану…
- Она сумасшедшая? – спросил Анатолий, дрожащей рукой вытащив пачку сигарет.
Огляделся.
Вздохнул и убрал.
Пригладил волосы.
- Она ведь… сумасшедшая.
- Не знаю, - честно ответил Бекшеев. – Только… должен предупредить… доказать что-либо будет сложно.
- Она же призналась!
- И что? Это ничего не значит. Любой мало-мальски приличный адвокат быстро заставит отказаться от признания. Спишет всё на девичьи фантазии, живое воображение, а то и вовсе обвинит нас в том, что внушили бедной девочке чувство вины и ужасные вещи. Тем паче, что и смерть Надежды, и смерть Ангелины признаны несчастными случаями…
И не факт, что Одинцов согласится начать новое следствие.
Нет, проверку по итогам его проведёт. В том числе, что касается дознания…
- То есть… она вот просто… выйдет? Вернется? Домой? И будет жить?
А вот в этом Бекшеев сомневался.
Пусть он не был знаком с Одинцовым столь хорошо, как Зима, но и та покачала головой, сказав:
- Вряд ли…
[1] Эманатор состоял из металлического или
