Шрифт:
Закладка:
- Где… слуги?
- Нет.
- А…
- Письмецо, - Тихоня ткнул пальцем в сторону стола. – Там… душевное.
- Вы…
- Читал. Надо ж было понять, чего твориться-то… а то вдруг она дом заминировала?
Звучало вполне искренне, хотя вряд ли на самом деле Тихоня подозревал покойную Каблукову в этаком.
Анатолий взял лист в руки.
- Я… раз уж вы тут… пойду змеюку выпущу. Чего ей маяться? – и гадюку погладил. – Всё одно из неё свидетель хреновый… да и там всё ясно изложено. А гадюка как раз и не виновата… тварь Господня…
Письмо Каблуков прочёл.
И молча опустился на пол.
Протянул лист Бекшееву и тихо спросил:
- Как я теперь?
- Справитесь… вам ещё вон о детях позаботиться надо…
Анатолий посмотрел на маменьку.
- Почему она…
Потому что у людей в головах столько всякой херни. И надумают себе сперва, насочиняют, а потом и сами мучаются, и других мучают.
Но письмо я взяла.
Ровные строки.
Почерк аккуратный, изысканный даже, с завитушками, но их не так много, чтобы читать стало неудобно. Слова…
Слова выверенные.
Интересно, сколько черновиков она извела? А ведь извела…
«Любезный мой сын и те, кто будут читать письмо, поскольку я уверена, что…»
Такие, как она, предсмертное письмецо на коленке не чёркают. Вон, собственной смертью озаботилась, чтоб красиво… змею несчастную и ту использовала, хотя готова поклясться, что не от её яда померла.
Это так, для антуражу и особо образованных, которые историю знают и про Клеопатру слышали. Хотя вот, честно, подражание какое-то очень уж местечковое.
«…всё, что я делала, я делала во благо рода и из желания защитить его. Однако ныне, когда усилия мои оказались…»
Корзина.
Яблоки.
Свечи эти. Поза картинная, и подушечка вышитая под головой, чтобы засыпать было удобно. Тем самым смертным сном, о котором Шекспир писал.
«…я слишком поздно осознала, сколь лжива натура Нины, сколь двулична она сама…»
Вот кто бы говорил.
«Когда Ангелина вернулась и потребовала разорвать помолвку, я увидела в том несомненный признак её душевной болезни. Пусть даже тот нелепый человек, назвавший себя женихом Ангелины, упрямо отрицал её наличие. А ещё ревность и желание сделать так, чтобы всё-то имущество досталось её детям».
Самое смешное, что так и выйдет, если я правильно поняла.
Детей у Анатолия не будет.
Да и сомневаюсь, что после всего он рискнёт связать себя узами брака. А вот от Ангелины остались и сын, и дочь… и хотелось бы верить, что на этот раз всё будет правильно.
«…она постоянно пребывала в нервозном состоянии, то ударяясь в слезы, то замыкаясь в себе, и производила впечатление крайне неуравновешенного человека. Её речь была сбивчивой и порою вовсе несвязной…»
Ну да, с чего бы это…
Нет, я знаю.
Лекарства, разрушающие разум. Их отмена, которая наносит едва ли не больший вред. Работа с менталистом… и как склеить вазу из осколков? Они старались. Просто… немного не хватило.
Терпения.
Удачи.
Времени.
Чего-то свыше?
«И смерть её показалась мне вполне закономерным итогом. Я подумала, что имел место мозговой удар…»
И выдохнула с облегчением, поскольку такая неприятная проблема решилась сама собой.
«Однако вопросы и беседы с господами из Особой службы не шли у меня из головы. Я снова и снова возвращалась мыслями к происходящему, всё яснее понимая, сколь ошибалась».
Анатолий тихо плакал.
Сидел, прислонившись спиной к дивану, обняв голову и покачивался. По щекам его ползли слёзы.
«Тем паче, что в последнее время я и сама начала ощущать себя нездоровой. Сердце моё то срывалось в бег, то замирало опасно. Появилась слабость и грудные боли. И я списывала всё на возраст, но всё же…»
Коробочка из-под конфет почти скрылась под диваном, и Бекшееву пришлось вытащить её.
«…я поняла, что в дни, когда Ниночки нет, я чувствую себя много лучше. Если ты помнишь, то именно Ниночка подавала мне вечерний чай. Всегда заваривала его сама, еще с тех пор…»
Конфеты?
Сомнительно.
Шоколад хороший. И добавки в него, даже порошковые, будут заметны. А вот чай – это больше похоже на правду.
«…кухарка, когда я спросила её, показала мне шкафчик, в котором Ниночка хранила травы. Там мята, душица и ромашка…»
Вряд ли Ниночка стала бы хранить отраву на кухне. Всё же девочка достаточно умна. Если не сама Каблукова, то любопытная прислуга могла бы наткнуться на запасы.
Нет.
Я бы на её месте приносила с собой. Понемногу. Чтобы чаю заварить.
«Тогда я заглянула в мой ревигатор и обнаружила белый осадок на дне. И уверилась, что эта лицемерная девчонка желает теперь и моей смерти. Я поняла, что обязана действовать»
Белый осадок?
А воду откуда брали? Сыпать что-то… из ревигатора мог пить и любимый Толенька, а вряд ли у Ниночки было желание стать вдовой до свадьбы.
«Я тоже сделала чай, использовав одно зелье, рецепт которого достался мне от матушки, благо, я следовала мудрым её советам и разбила чудесный сад»
Я повернулась к окну.
Цветы…
Цветы красивы.
А некоторые ещё и ядовиты. Цветы издревле помогали женщинам в решении неудобных вопросов.
«Теперь, когда её нет, я могу быть уверена, что жизни твоей и твоему благополучию ничего не угрожает»
Я посмотрела на Бекшеева.
Он – на Анатолия… и тот поднял голову:
- Вы… просили ей передать, что Нина умирает, чтобы… чтобы…
- Чтобы она не попыталась её добить, - мягко произнёс Бекшеев. – Ваша матушка показалась мне весьма целеустремленной… и кто знает, на что она решилась бы? И поверьте, меньше всего я ожидал вот этого вот…
Мертвая Каблукова загадочно улыбалась. А руки жгло письмо.
«Я уже знала, что смерть Нины будут расследовать с особым тщанием. И что скрыться у меня не выйдет. А потому приготовила порцию и для себя. Прости за гадюку, мне отчего-то захотелось, чтобы всё было именно так»
Говорю же, блажь аристократическая…
«Я отправила прочь прислугу, отослала и моего дорогого внука. Уверена, что ты позаботишься о его благополучии, ибо он – единственная надежда несчастного рода Каблуковых. И хочется верить, что все мои страдания, все мои усилия были не зря.
Знай, я ушла без боли и страданий. И ни о чём не жалею. Смерть моя снимет вину с тебя и рода, а также скроет все тайны…»
Это она, конечно, зря.
«Ибо я