будет воспринята Западом как провокация. Промышленники, на чьи плечи ложилось финансирование большей части избирательной кампании, видели в Гинденбурге адвоката интересов аграриев и выступали, также как и ДФП, за повторное выдвижение Ярреса. Но после того, как последний сам отозвал свою кандидатуру, эти опасения утратили вес. Сам Гинденбург, перед тем как 7 апреля 1925 г. заявил о своей готовности выступить кандидатом «Правого блока», заручился поддержкой бывшего кайзера{289}.

Гинденбург в противостоянии с Марксом изначально имел лучшие шансы, чем Яррес. Большое значение имело то, что Баварская народная партия также выступила в поддержку прусского генерала. Гинденбург был евангелического исповедания, но в отличие от католика Маркса не могло быть ни малейшего сомнения в его враждебности к социал-демократии, и это подвигло БФП в решающий момент выступить против Центра. У Маркса также не было никакой надежды компенсировать за счет поддержки слева то, что он терял справа. 11 апреля ЦК КПГ принял решение о том, что Тельман должен продолжать предвыборную борьбу. «Задачей пролетариата не является выискивание самого искусного представителя интересов буржуазии, и он не должен выбирать в качестве меньшего зла между гражданским диктатором Марксом и военным диктатором Гинденбургом», — говорилось в обращении КПГ к трудящимся Германии. «Мы призываем массы: организовывайте массовую борьбу против диктаторов от буржуазии, против Гинденбурга и Маркса!.. Каждый классово сознательный рабочий голосует против Гинденбурга и Маркса за Тельмана!»{290}

Все предостережения партий «Народного блока» об опасностях, грозящих республике и гражданскому миру, были напрасны: 26 апреля 1925 г. кандидат «Правого блока» вышел победителем второго тура голосования, опередив Маркса на 900 тыс. голосов. Официальные результаты выборов выглядели следующим образом:

Гинденбург — 14 655 641 (48,3 %)

Маркс — 13 751 605(45,3 %)

Тельман — 1 931 151 (6,4 %)

Другие кандидаты — 13 416 (0,0 %)

«Гинденбург милостью Тельмана» — под таким заголовком вышла 27 апреля 1925 г. газета «Форвартс». И в действительности: если бы коммунисты проголосовали за Маркса, то республика не получила бы такого рейхспрезидента как Гинденбург. То же самое можно сказать и в адрес избирателей Баварской народной партии. Но и помимо Баварии нашлось немало «отщепенцев», которые непосредственно или опосредованно способствовали победе генерал-фельдмаршала. По сравнению с «веймарскими» кандидатами первого тура выборов Маркс особенно много голосов потерял в Саксонии. Здесь преимущественно первенствовал Тельман, извлекший пользу из антиклерикальной неприязни социал-демократического электората. Но косвенным образом это левое протестное голосование также сыграло на руку кандидату правых. В евангелических областях Вюртемберга многочисленные либеральные избиратели и, очевидно, некоторые социал-демократы перешли в лагерь Гинденбурга. Их мотивом могла быть непреодолимая антипатия в отношении «паписта» Маркса. В Восточной Пруссии ореол «победителя под Танненбергом» сиял ослепительнее, чем где-либо в Германии: генерал-фельдмаршал переманил здесь на свою сторону многих избирателей, голосовавших в ходе первого тура за одного из «веймарских» кандидатов, и еще больше тех, кто 29 марта пренебрег голосованием. Последнее утверждение справедливо и для Германии в целом: в результате увеличения доли голосовавших с 68,9 % до 77,6 % кандидат от правых выиграл несравненно больше, чем его конкурент-республиканец. Вывод из всего вышесказанного очевиден: у победы Гинденбурга было больше отцов и матерей, чем хотел внушить заголовок партийного органа социал-демократов{291}.

Республиканская общественность восприняла успех Гинденбурга с большой озабоченностью. Либеральная «Франкфуртер Цайтунг» видела главную причину такого исхода выборов в том, что фельдмаршалу помогли одержать верх аполитичные избиратели. «Мы ведь все знаем, что на этот раз привело всю эту толпу, до сих пор игнорировавшую голосования, к избирательным урнам. Это романтическое сияние, которое сплели вокруг головы полководца горячечные фантазии обнищавшего и тяжело оскорбленного в своем самосознании народа, не осознающего того факта, что своими горестями он персонально обязан той старой системе имперского политического и военного руководства, чьим представителем является почитаемый ими полководец. Романтическая тоска по утраченному глянцу и потерянному величию, вот что привело эти аполитичные слои к урнам, а Гинденбурга — к победе. На многих также оказало воздействие то, что им напели об опасности, в которой будто бы оказалась евангелическая вера. Но решающей все же была тоска по прошлому».

Либеральная «Берлинер Тагеблатт» также писала о том, что испытывает «стыд за политическую незрелость столь многих миллионов»; социал-демократическая «Форвартс» говорила об «ошеломительной победе реакции, завоеванной из-за предательства республики коммунистами». Обе газеты сравнивали избрание Гинденбурга с одним из событий в недавней истории Третьей французской республики, на которое тогда же указал писатель Генрих Манн: это была победа клерикального монархиста, маршала Мак-Магона, на президентских выборах 1873 г. Но «Форвартс» черпала в исторических параллелях также и утешение: «Как пятьдесят лет назад во Франции, так и теперь в Германии после проигранной войны президентом республики становится маршал и монархист. Французской республике удалось благополучно преодолеть эту опасную зону. Вывести из нее Германию не менее удачно — вот задача немецких республиканцев, в особенности — немецких социал-демократов».

Собственно, опасность немецкие республиканцы видели не столько в фигуре самого Гинденбурга, сколько в его окружении. «Необходимо воспрепятствовать всеми средствами новым попыткам прежней штабной камарильи за спиной Гинденбурга овладеть государственными делами», — говорилось в передовице «Берлинер Тагеблатт». «Если ее члены обладают мужеством править с конституционной ответственностью, то пусть они без страха предпримут эту попытку. Они тогда будут должны доказать перед всем народом, что необузданные нападки, которым подвергались прежние правительства, были оправданными, что только они в состоянии вести Германию навстречу блестящему будущему. Но этим элементам надо отбить охоту расценивать выборы Гинденбурга как разновидность капповского путча путем народного голосования, который приведет к рулю государства замаскированные силы. У немецкого народа нет желания менять дворцовую камарилью на камарилью президентскую».

Другие наблюдатели попытались найти позитивный смыл в событиях 26 апреля 1925 г. Граф Гарри Кесслер, который на стороне ДДП боролся за победу Маркса, полагал 12 мая, спустя день после того, как президент рейхстага, социал-демократ Пауль Лёбе привел Гинденбурга к присяге, приняв от него клятву на конституции перед черно-красно-золотым стягом рейхспрезидента, что республика «с Гинденбургом будет теперь “принята при дворе”, включая черно-красно-золотые цвета, которые повсюду сопровождают Гинденбурга как цвета его персонального штандарта. Часть почитания Гинденбурга неизбежно наложит свой отпечаток на флаг республики. Молодчикам со свастикой теперь не так легко будет волочить его в уличной грязи. Уже сегодня на улицах в центре города вывешено больше государственных флагов, чем раньше. Вильгельмштрассе, которая отваживалась только по необходимости и весьма скромно вывесить флажок там или здесь, сегодня купается в черно-красно-золотом. Если республиканцы будут бдительны и едины, то выборы Гинденбурга еще могут принести большую пользу и республике, и гражданскому миру»{292}.

Определенная противоречивость действительно была свойственна триумфу фельдмаршала. Он был монархистом, но своей победой