не знала этой девочки, но без чужой подсказки видела, насколько сильно она похожа на меня — уж своих-то детских фотографий у меня была прорва! Тот же носик, тот же лоб и подбородок, тот же цвет волос, заплетенных как у Драконов. Только глаза были ярко-серые. Малышка протянула ко мне вторую ручку, и я присела рядом с ней. Точно зная что делает, девочка коснулась моей шеи, а потом потянула за что-то. Опустив глаза, я увидела княжеский подарок на цепочке. Радостно вздохнув, я потянулась, чтобы снять своеобразный кулон, но тут же дернулась обратно. — За секунду лик крошки изменился — взгляд стал испуганным, ротик приоткрылся в страхе, и она начала падать. Доля секунды, чтобы поймать ее…

Пришла в себя я, сидя на диване и уставившись в темноту. В одной ладони я сжимала заветное кольцо, пальцы другой руки судорожно вцепились в одеяло. Ужас видения прошёл, но этого было мало. Я буду обязана испытывать его снова и снова, до тех пор пока не найду выхода. Выхода, который может быть только один — вернуться во владения Императора нелиев.

Хали, мой милый Хали, сделал всё, что посчитал нужным, хоть я и не знаю как. Да и у него своя жизнь есть, — незачем ему до конца жизни зацикливаться на беде своих родителей. Нет, я бы ни за что не пожелала такого будущего своему ребенку. Пусть он лучше живёт и радуется жизни, не оглядываясь на отца. Или, может, и оглядываясь, но перенимая от Маэрора всё самое лучшее — боевой дух, терпеливость и неповторимую нежность.

Надо торопиться. Надо торопиться просто потому, что время моё убывает, как сыплющийся песок, даже быстрее. Нельзя и вот так оставлять сестру. Я долго не выдержу, и не потому, что слаба, а потому, что я похожа на хрупкий цветок, который выращивают в полной темноте. Меня одарят любовью и вниманием, с меня будут сдувать пылинки, но света я так и не увижу. Но он нужен мне, Мой Свет, Моё Солнце, Мой Светлейший Князь. Мне нужен и мой дом — просторы лесов где-то очень далеко, бескрайнее море, где солёные волны врезаются в острые обломки скал. Хватит и крошечной хижины с кустом дикого шиповника у входа, — не надо мне никаких обширных усадеб, чьи сады упираются в горизонт! Лишь бы рядом со мной жил мой любимый, Ммой Дракон, ведь только рядом с ним я буду счастлива, рядом с ним я вновь смогу вдохнуть полной грудью, зная, что я люблю и любима. Зная, что мне ничего не грозит в тепле его объятий, за его широкими плечами, под его могучим крылом.

*строки из песни А. Когана — «А знаешь ты не при чём»

Эпилог

Соловьёва Римма, растирая руки в перчатках, скользила по тонкому льду, стараясь не выронить зажатую подмышкой сумку. Зима, неуверенно вступающая в свои вроде бы законные права, поражала жителей города своими слишком нетипичными сюрпризами — то оттепелью, то дождём, то хлопьями крупного снега. Иногда, выходя из дома на работу, девушка не понимала какое же сейчас время года. Календарь же утверждал, что «декабрь — это зима». Приходилось соглашаться.

Тем не менее, в тот день погода была всё-таки больше зимняя — лужи промёрзли до дна, изо рта вырывались облачка пара, а снежная крупа практически скрыла заледеневшие куски грязи под собой. Уместный шарф, шапка и тёплые сапоги приятно согревали, но вот перчатки подводили. Видимо, виной всему был влажный воздух, а, может, то, что в составе материала не было и процента шерсти.

Мобильник оттягивал карман в недрах шерстяного пальто, иногда ударяясь о бок хозяйки при ходьбе. Римма ждала, что он нетерпеливо начнет вибрировать из-за звонка, но техника не торопилась совсем никуда, в то время как девушка начинала волноваться — последний раз она разговаривала по нему минут сорок назад, а, значит, она сильно опаздывала.

Рита позвонила сразу после окончания рабочей смены сестры, и её голос не казался глухим и тусклым. Совсем наоборот — школьница была чем-то довольна, что сразу показалось куда более взрослой родственнице странным, учитывая общее поведение сестры последние месяца полтора.

После общего праздника школьников в стенах квартиры Риммы, Рита практически пропала из виду — она не звонила, не присылала сообщений. Впрочем, старшая из сестёр Соловьёвых оказалась по уши занята на работе и узнавала о событиях в семье только через редкие разговоры с матерью по домашнему телефону.

Сначала Соловьёва-младшая вечерами закрывалась в комнате и, судя по еле слышным звукам изнутри, ложилась едва ли не в третьем часу ночи ежедневно. Это сказалось на учебе, начавшейся после коротких осенних каникул, и вскоре Рита вовсе перестала ходить в школу, время от времени передавая письменную домашнюю работу через подругу Марину. Но и это продолжалось недолго.

Перестав разговаривать даже с родителями, девушка безвылазно сидела в комнате, лишь изредка выходя на прогулку, чем пугала мать. Отец же, ссылаясь на возраст, просто наблюдал и не предпринимал никаких бурных действий. И вот, наконец, она решила пообщаться, попросив свою единственную сестру прийти в старый парк, недалеко от их старого дома, к любимой скамейке, где они любили играть детьми.

Римма прекрасно помнила и скамейку, и парк, но чёртов автобус слишком долго не подходил, и она боялась, что Рита потеряла терпение, как это может случаться в её возрасте, и снова уйти домой, закрывшись от всех.

Мама говорила своей старшей дочери, что младшая сильно изменилась, но Римма верила в это с трудом, особенно когда ей чуть ли не шепотом сказали, что Ритке, этой хохотушке и баловнице должно быть скорее не семнадцать, а минимум сорок лет — внезапно накатившая серьезность и замкнутость не скрывались. До своего добровольного заключения она всё так же продолжала вести домашние дела, но как-то привычно-отрешённо. А её взгляды, задумчивость, эта новая манера говорить…

Римма бы с удовольствием вызвала бы родительнице коллегу-врача, если бы не рассказ Риты в ночь её появления после нескольких дней полного отсутствия. Длинные волосы, ожоги на теле… А странное поведение на празднике⁈ С ней действительно приключилось что-то из ряда вон выходящее, что она предпочла скрыть даже от сестры. Однако, даже держа язык за зубами, она невольно выдала свою тайну — она была без ума от неизвестного Римме мужчины, настолько, что её реакцию было невозможно объяснить несколькими словами.

«Она ведь правда его любит, бедняжка», — мысленно посочувствовала сестре девушка, заходя в ворота парка и выходя по заснеженной дорожке к заветной скамье.

Фигурку сестрицы она заметила издалека из-за яркой ткани куртки. Несмотря на то, что с их последнего свидания прошло немного времени, Римма видела,