что ответить на вызов. Кошмар вместо будильника будил меня с эффектом ледяного душа полседьмого утра, а необходимости звонить я как-то не испытывала. Глянув на экранчик, я взбодрилась — звонила Римма, что уже было странным. Впрочем, она позвонила не во время урока, а когда он уже закончился, и я с частью класса решала что мы будем делать на первые дни каникул, выпавших на заимствованный праздник — День Всех Святых. Желание что-либо устраивать у меня было такое же, как и снова попасть в руки алианов со всеми выходящими последствиями, только немногим меньше, однако, ребятам очень хотелось повеселиться.

— Привет, Рим… — я отошла к окну, оставив одноклассников решать без меня, зная, что помощник из меня не очень хороший. — Я ещё в школе…

— Ты приедешь ко мне? — сразу, без приветствия, спросила сестра. Услышав в её голосе тревогу, я едва не подавилась мятным леденцом, без которого не могла больше и дня прожить.

— Что у тебя там? — вопросом на вопрос ответила я, чувствуя, как настрой Риммы меня ввёл в напряжение.

— Мне нужно чтобы ты приехала! — выпалила сестрица, обнажив ещё толику истерического страха.

— Эй, Ритка! Харе болтать по мобиле!.. — окликнул кто-то из одноклассников.

— Кто там? Ты же говорила, что в школе… — услышала чужой голос Римма, вдруг затараторив. Я, жестом отмахиваясь от ребят, всё дальше отходила в угол пустого после занятий кабинета.

— Да одноклассники. Мы как раз хотели договориться как будем гулять в Хеллуин, — я постаралась быть спокойной и даже немного повеселиться, чтобы расслабилась со мной и сестра, но не тут-то было.

— Вас много? — любопытство Риммы давало надежду, не не слишком большую.

— Эм… Ну, человек десять… Может, побольше… — растерялась я, оглядываясь на притихших одноклассников. — Мы на завтра хотели…

— Мне правда нужно, чтобы ты приехала ко мне, — продолжала настаивать на своём сестрица. — Слушай, я понимаю, что это звучит странно, но мне не по себе, и это по телефону объяснить тяжело… Мне страшно…

— Не понимаю… — я нахмурилась, даже зная, что Римма не видит меня.

— Приезжай. Если и твои друзья будут, то будет ещё лучше, — сестрица повесила трубку, заставив меня слушать тишину. Обернувшись к ребятам, я заметила раздражение у некоторых.

— Ну, плюс первый, — я слабо улыбнулась, выдерживая интригу. — Праздник мы устроим себе сами, и квартира для этого нашлась.

Предупредив родителей и оставив рюкзак дома, я сразу же отправилась к сестре, найдя её сразу на скамейке у подъезда, слепо уставившуюся себе под ноги. Увидев меня, Римма воспряла духом и заулыбалась.

— Ты чего тут сидишь? — с улыбкой спросила я у сестрицы. Та, смущенно поджав губы, поежилась.

— Мне страшно, — шёпотом прохрипела она, украдкой поглядывая по сторонам. То, что ей действительно плохо, я видела и так — по бледности лица, по дрожи плеч, только усилившихся в осенней серости улицы. — Рит, мне кажется, у меня в доме кто-то есть…

Вспомнив утренний кошмар, я почувствовала, как по спине проходит дорожка мурашек. Мысль о том, что сон на самом деле совсем не сон, приковал меня к месту — слишком много Маэрор пережил, слишком многое нас объединяло… А ещё у Риммы была патологическая непереносимость парней. Я знала, что ей нравились киношные герои, но парни реальные хоть и пытались с ней знакомиться, но на этом их попытки приблизиться заканчивались, а сестра, как и прежде, оставалась одна. Она-то, может, и не возражала быть одной, а вот психика и трещину дать могла.

— Давно бы уже себе завела птичку. Видимо, её опередила мышка, — пожала плечами я, скрывая улыбку.

— Мышка ТАК не топает! Не вздыхает и не шляется по всей квартире из угла в угол! — хрип стал таким низким, что конец фразы я уловила по губам.

— Во что ты играла всю ночь? — с подозрением спросила я. Работяга на глазах — геймер по жизни. Одной медициной радость жизни Римме не составляла, разбавляя будни какой-нибудь стрелялкой на ноутбуке.

— Я работала всю ночь, у меня дежурство было, — Римма не отреагировала на шутку, свирепо взглянув на входную дверь.

— … поэтому тебе и худо! Тебе спать надо! Давай, поднимайся! — сестра замолчала, и я довольно проворно сопроводила ее прямиком к двери подъезда, а уже через минуту-другую мы снимали верхнюю одежду и вешали её в шкаф прихожей.

Уговаривать Римму отправиться спать больше не потребовалось. Как мне показалось, одно моё присутствие благоприятно сказалось на ней — сестра шустро забралась под одеяло и засопела. Я же убежала на кухню, чтобы приготовить что-нибудь себе и Римме на ужин, если она вдруг проснется.

С приготовлением я слишком не торопилась — аппетита не было благодаря пригоршням мятных конфет и жвачки, да и чтобы отварить макарон и сосисок вполне могло хватить полчаса. Прихватив с полки любимый сборник сказок, в своё время отвоеванный старшей сестрицей, я устроилась на табуретке и, подстелив под книгу газету, стала рыться в оглавлении. Выбрав несколько самых любимых сказок, я глазами пробежалась по тексту, вчитываясь моменты, глубоко запавшие в душу ещё с самого детства. Иногда я поднимала голову и прислушивалась к тишине в соседней комнате, лишний раз удостоверяясь, что сестра или спит, или хотя бы дремлет после нелёгкой рабочей смены.

Когда стало совсем сложно разбирать буквы из-за наступающих сумерек, я зажгла свет и тихонько включила старый радиоприемник, всё-таки взявшись за приготовление ужина. В холодильничке нашёлся творог, яйца и начатая пачка сосисок. Вместо макарон я решила пожарить картошки, поэтому уже совсем скоро в чугунных объятиях сковородки зашкворчали кусочки жёлтого овоща с мелкими кубиками сала. Из духовки приятно запахло творожной запеканкой. Кухня наполнилась духом еды и звуками негромкой музыки, передаваемой радиостанцией. Настроение сделало попытку подняться в таких условиях, а мысли о явственном кошмаре начали меня покидать. Ритм мелодии захватил меня, когда я споласкивала использованную посуду. Поначалу, вслушиваясь в слова, я мысленно ухмылялась — пел мужчина, но даже приятный голос не изменил предрассудка нелия — мужчины не должны петь. Если только они не колдуют, как это впервые сделал Маэрор. И вот тут-то я побелевшими пальцами вцепилась в металлическую раковину, ловя каждую строку песни.

— А, знаешь, ты не при чём, — так было надо

Ты вспоминай меня добром, и ладно.

Если идет сердцу прохлада, —

Значит, так надо*, — мои плечи дрожали, мои руки дрожали, я сама еле стояла от дрожи в ногах. Песня вернула меня к иному, уже почти отжившему ужасу, когда Светлейший Князь, горько улыбаясь, отпустил меня в омут туманной арки. Я не раз повторяла про себя его последние слова, пытаясь понять что он хотел мне этим сказать, но каждый раз встречала боль, мешающую мне трезво мыслить. И вот,