тем более непоследовательным и непонятным: ему следовало бы тогда раскрыть Иову глаза, что, раз уж человек пострадал несправедливо, было бы честно и подобающе. Поэтому я отвергаю эту возможность.

586 А чьи слова, собственно, «без смысла»? Яхве, по всей видимости, не подразумевает друзей Иова: он осуждает самого Иова. Но в чем же тот виновен? Единственным, что можно поставить ему в вину, является оптимизм, с каким он верит в возможность взывания к божественной справедливости. В этом он ошибается, что и доказывают дальнейшие речи Яхве. Бог вовсе не стремится быть праведным, кичится своим могуществом, которое выше всякого права. Иов не в состоянии понять подобного, ибо привык считать бога воплощением морали. Он никогда не сомневался в могуществе бога, но также уповал на его праведность. Впрочем, эту ошибку он сам и исправил, познав противоречивую природу божества и тем указав праведности и доброте Божьим их место. О недостатке проницательности здесь говорить не приходится.

587 Значит, ответ на вопрошание Яхве будет следующим: сам Яхве омрачает собственное провидение и не выказывает ни малейшего понимания. Он, так сказать, переводит стрелки на Иова и порицает того за собственные деяния: человеку не позволено иметь мнение о божестве, особенно же возбраняется прозорливость, которой божество лишено. На протяжении семидесяти одного стиха Яхве вещает о могуществе творца мира, обращаясь к несчастной жертве, что посыпает себя пеплом и скребет свои струпья, сполна успев осознать сверхчеловеческое насилие. Иову совершенно не нужно вновь и вновь слушать об этом могуществе. Яхве в своем всеведении мог бы, конечно, постичь, сколь неуместно в подобной ситуации запугивание. Ему нетрудно было бы увидеть, что Иов по-прежнему верит в его всемогущество, как верил и раньше, никогда в нем не сомневался и никогда не предавал своего бога. Но бог уделяет Иову так мало внимания, что по праву возникает подозрение в наличии какого-то другого, более важного для него мотива: Иов — не более чем внешний повод к разбирательству внутри самого божества. Громогласно вещая Иову, Яхве настолько очевидно общается не с тем, с кем следует, что поневоле замечаешь: бог сильно занят самим собой. Эмфатическое выпячивание собственного всемогущества и величия с его стороны не имеет никакого смысла для Иова, ведь последний и без того не нуждается в убеждении; оно становится понятным лишь тому, кто сомневается в боге. Этот дух сомнения — Сатана, после своих злодеяний вернувшийся в отчее лоно, дабы продолжить свою подрывную деятельность. Разумеется, Яхве должен был видеть, что верность Иова непоколебима и что Сатана проиграл спор. Также он должен понимать, что, ввязываясь в этот спор, сделал все, чтобы довести своего верного раба до измены, даже до совершения целого ряда преступлений. Но отнюдь не раскаяние, не говоря уже о моральном ужасе, возникает в его сознании; скорее, появляется смутное ощущение того, что присутствует сомнение в его всемогуществе. (В этом отношении Яхве особенно чувствителен, ибо «сила» — великий довод. Однако всеведение знает, что силой нельзя оправдать что угодно.) Такое подозрение относится, конечно, к тому в высшей степени неприятному обстоятельству, что Яхве поддался на уговоры Сатаны. Правда, этот изъян не осознается ясно, поскольку к Сатане проявляют великое терпение и оглядку. Его интриги явно упускаются из виду в ущерб Иову.

588 По счастью, Иов, внемля возвышенным речам, понимает, что речь идет обо всем, кроме его права. Он осознает, что прямо сейчас невозможно отстаивать свои права, ибо предельно ясно, что Яхве нисколько не заинтересован в деле Иова, что бог занят собственными вопросами. Сатана же должен как-то исчезнуть. Это и происходит, благодаря тому, что на Иова падает подозрение в бунтарстве. Тем самым ситуация преображается, а случай с Сатаной остается необсужденным и неосознанным. Зрителю не совсем очевидно, почему всемогущество показывается Иову посредством грома и молнии, однако зрелище само по себе оказывается достаточно внушительным и убеждает не только всю публику, но и в первую очередь самого Яхве в неоспоримом божественном могуществе. Сознает ли Иов, какое насилие тем самым Яхве чинит над своим всеведением, — этого мы не знаем, но его молчание и смирение оставляют открытым ряд возможностей. Так что Иов просто вынужден по всей форме отозвать свой иск, вот он и отвечает уже приведенными словами: «Руку мою полагаю на уста мои».

589 Он никак не проявляет и следа возможного reservatio mentalis (душевной сдержанности). Его ответ не оставляет сомнений в том, что он всецело и без возражений подчиняется воздействию грозного божественного зрелища. Таким результатом мог бы удовлетвориться самый ревнивый тиран, будучи уверен, что у раба — уже от страха, не говоря о безусловной верности — отныне и впредь пропадет охота лелеять хотя бы одну несогласную мысль.

59 °Cтранно, что Яхве не замечает ничего подобного. Он вообще не видит ни Иова, ни его ситуации. Как будто вместо Иова перед ним стоит кто-то могущественный, кому стоит бросить вызов. Это видно из повторяющегося дважды обращения:

«Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй мне».

591 Чтобы наглядно показать несоизмеримость противников, придется приводить откровенно гротескные примеры. Яхве видит в Иове нечто такое, что можно приписать, скорее, самому божеству, — некую равную силу, дающую повод предъявить обширный аппарат могущества. Яхве проецирует на Иова личину скептика, которая ему ненавистна, ибо это его собственная личина, — та, что взирает суровым и критическим взглядом. Она страшит его, ибо лишь перед какой-нибудь угрозой обыкновенно начинают восхвалять собственные силу, ловкость, мужество, непобедимость и тому подобное. Зачем нужно проделывать это с Иовом? Надо ли слону пугать мышь?

592 Яхве не может удовлетвориться первой победой, хотя Иов давно уже повержен: великий противник, чей призрак проецируется на взывающего к милосердию страдальца, до сих пор стоит прямо. Поэтому Яхве вновь воздевает длань:

«Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он?»

593 Человек, лишенный защиты и справедливости, малая тварь, которой постоянно колют глаза ее ничтожностью, явно представляется Яхве столь опасным, что бог считает необходимым применить сверхтяжелую артиллерию. Причину раздражения открывает его вызов мнимому Иову:

«Взгляни на всех высокомерных, и унизь их,

и сокруши нечестивых на местах их.

Зарой всех их в землю,

и лица их покрой тьмою.

Тогда и Я признаю,

что десница твоя может спасать тебя».

594 Иову бросают вызов, как если бы он