Шрифт:
Закладка:
– С одной стороны девочка бы показала, что она опасна, и Ирлен бы не смог этого отрицать. Ему оставалось бы принять вариант с заменой — с сиренами, так что он не лишался ни славы, ни восторженных почитателей — самого… главного. А его «искра» стала бы вечной — она бы погибла поэтической смертью, воплотив в своей кончине стихи той, которая дала ей имя…
– Я всегда дарила своему мальчику самое лучшее, — шепчет безумная старуха в кресле. — Мечтала подарить ему вечность. Вдохновение, подъём… навсегда.
А потом наверняка бы нашла возможность вернуть его в стойло, подобрала бы невесту… а там и наследнички бы пошли.
Сейчас наизнанку вывернет от этого места. Пошлых стишков, высокого духа искусства. Дурачка, вообразившего себя великим поэтом. И его мамашки, которая помешалась на сыночке. Теперь вот оправилась до того, что поправляет пёрышки.
– Ну? Вы услышали всё? Теперь можете развязать моего сына. Что вы хотите сделать — вызвать законников? Надеюсь, вы понимаете, у меня есть кое-какие связи. И если вы печётесь о девчонке — вы осознаёте, что её изымут, как попросту опасного, неконтролируемого мага? Вы ничего не сможете доказать. И если только не хотите обвинения в проникновении и насилии…
Всё-таки не поняла ещё.
Белая тень вырастает из кресла. Делает шаг к испуганно замолчавшей Мухе. Короткое движение — и она обмякает без сознания. Два шага к Графоману на ковре. То же движение.
Суд удаляется на совещание.
* * *
– Убивать не выход.
Пухлик прищёлкивает пальцами — небось, от Конфетки набрался.
Совещание выдаётся быстрым. И тихим.
Большую часть времени молчим. Перекидываемся короткими фразочками. И опять ловим молчание.
Исполненное смыслов.
Гостиная пропитана пониманием. Вот-вот из окон потечёт.
Печать саднит, так что я её не использую. Но как будто могу слышать то, что за молчанием Пухлика.
— Законников так и так придётся вызвать. Ставлю свой ужин — сюда принесётся Крысолов. И труп или два его слегка так насторожат. Что ты говоришь, Мел? Там ещё наёмники-пираты в подвале и в малость покоцанном состоянии? Угу. Без того худо. А подкинь пару трупов — и нам не удастся откосить на то, что мы свидетели, мы ж тут одни в сознании. Подозреваемые, а к подозреваемым применяют «Нерушимую истину».
– В случае суда — есть шанс, что выкрутятся.
Это уже я. Морковка молчит, вытянувшись и глядя туда, где ждёт нас за стенами Певчая Птаха. Палач разглядывает узоры на коврах. Слегка наклонив голову. Будто узоры сообщают ему много нового.
– Если подключить Хромца — чтобы пообрывал эти их ниточки да связи… кто знает, могут и не выкрутиться. Хотя… третий уровень знати, не Рифы…
Публичности не избежать. Манипуляция волей и памятью, сколько там дают — если по предварительному сговору, длительное время, да ещё и кучу знатных особ? С другой стороны, никто особо не пострадал. Кроме как сегодня.
В молчании Пухлика пропасть полезной информации. Ясное дело, хорошие адвокаты у этих двоих… кое-кто из зачарованных так и вовсе не выдвинет обвинений — проникнется поэтичностью ситуации. Публичность — да, есть шанс, что мамочку и сыночку просто затравят в газетах, но если умелый человек развернёт в нужную сторону…
— Ей уже к семидесяти — потеря мужа, поздний сыночка, за которого она боялась. Убийство недоказуемо — даже если сознается под зельем правды. Да, заказчик… но умерла-то Морио не от того, верно? На сынка вообще почти ничего, кроме как использование дочери для манипуляций сознанием. Так и то — сегодняшние бедолаги пострадали без его участия. При публичном процессе всё это ещё и растянется на годик-два…
Тухлятина — эти молчаливые рассуждения. Мы все знаем — все трое.
Может, даже все четверо.
Невидимые пауки ткут в гостиной паутину понимания. Протягивают болезненные, звенящие нити.
– Девочку нужно забрать.
– Куда?
– Хоть бы и к нам.
Пухлик свирепо сопит перед тем, как прорваться в саркастическом шепотке:
– Мел, деточка, — а кто тебе это позволит⁈ Основные свидетели уволокли ключевого фигуранта дела — ну, конечно.
– Шеннет.
– Да даже если Шеннет — а тебе не приходило в голову, что притащить нестабильную Сирену в питомник — плохая идея? Это ж не зверушка, с которой варг может договориться — это маг с искалеченным Даром! В почти подростковом возрасте, с «прорывом Сирены» — и что ты сделаешь, если её переклинит во второй раз, а питомник вынесет к какой-то матери?
– Сделаю так, чтоб не переклинило!
– Сахарку дашь или зельями напоишь⁈ — поворачивается ко мне со злой и красной физиономией. — И как ты собираешься её учить — где найдёшь учителей? Ей больше восьми лет! У неё даже инструмент не выбран, она не умеет нормально направлять магию — легче в питомник бешеного альфина припереть!
– За свою задницу боишься?
– И за кучу остальных седалищ — в том числе Уны, Гриз, Фрезы и кто там ещё может погибнуть, если произойдет серьезный «прорыв», а они окажутся в двух шагах.
Он сбавляет тон и выдыхает:
– Сама понимаешь, амулеты от такого не спасут.
Мы с Пухликом сверлим друг друга глазами — когда я успела вскочить?
– И я не желаю оставлять её законникам. В этом случае её…
– Спецучреждение, вероятно, — помогает Нэйш, не отрываясь от любования коврами. — Надзор санитаров, стены со звукоизоляцией… контролирующие зелья. До тех пор, пока не закончатся допросы. После суда девочка будет признана опасной. Не подлежащей обучению. А поскольку Дар Сирены — не то, с чем можно шутить… ставлю на усыпляющие зелья, притупляющие чувствительность. В больших количествах.
Превращение в овощ. Мясник явно знает об этом всё и готов рассказать поподробнее. Только вряд ли его кто попросит.
Вновь валимся в исполненную понимания тишь. Может, предложить артефакты на блок магии… Ага. Браслеты, как на Рифах. Дёрнуть Шеннета, напрячь законников, заковать девочку — и можно брать в питомник с собой. После допросов. В невидимых цепях.
Рот наполняется кислой слюной от одной мысли.
Пухлик кривится, потирая запястье. Тоже думал об этом. И что там в его молчании? Блокирующий браслет не применяют при аномалии Печати или Дара? Наверное, есть какой-нибудь особый блок для преступников, у которых с Печатью нелады. Артефакты чувствительны к таким вещам.
И всё равно был бы не вариант.
Вариант —