красным знаменем в руках. Если прибавить еще лесковские типы положительных революционеров, то нельзя будет сказать, что все революционеры толковались как отрицательные персонажи. Но во всех указанных случаях мы имели дело или с борьбой за национальное освобождение, или с готовностью к самопожертвованию во имя смутно постигаемых идеалов. Но не было таких положительных типов революционеров, которые совмещали бы высокие моральные качества с определенной конструктивной программой. Почему? Да потому что таких революционеров в России тогда вообще не было. Звать Русь «к топорам» не значит дать положительную программу социальной революции, и «топорные» революции или кончаются поражением, или приводят к восстановлению того строя, против которого была направлена революция. Примеров из истории можно привести достаточно, пожалуй, наиболее интересные можно почерпнуть из истории Китая. В истории этого замечательного народа были неоднократно победоносные крестьянские революции. В результате их побед создались: Ханьская и Минская империи, которые, придя к власти, реставрировали феодализм (см.: Г. С. Кара-Мурза. Тайпины. 1957, стр. 142). То же случилось и с последней крестьянской революцией, Тайпинской, 1850–1864; она сумела создать обширное новое государство, которое, однако, не сохранилось и погибло не столько от интервенции, сколько от внутреннего разложения (там же).

Крупнейшие писатели осознали, что в разношерстном множестве радикальной молодежи есть действительно вредная примесь, которая своей аморальной деятельностью ничего, кроме вреда, принести не может, и использовали свой талант для борьбы с этой плесенью революционного движения. Лесков избрал для этого гуманнейший путь: он не изобразил их злодеями, он их высмеял как жалких, трусливых фигляров под маской героев – и это-то и показалось им наиболее обидным. Люди, воображающие себя героями, менее обижаются, когда их изображают злодеями, чем когда их высмеивают. Вот это и есть главная причина, почему роман «Некуда» вызвал такую злобу Зайцева и ему подобных.

Вся деятельность Лескова проникнута единым императивом – исканием правды, и он не изменил этому императиву даже в своих наименее удачных произведениях.

Очень часто поэтов и писателей сравнивают с пророками. Сейчас о пророках не говорят, говорят об «инженерах человеческих душ», несмотря на весь комизм этого названия. Но сравнение с пророками неплохо. Конечно, не все поэты и писатели выполняют роль пророков, а только те, которые дерзают «вызвать наружу то, что ежеминутно перед очами и чего не зрят равнодушные очи».

Но нет пощады у судьбы

Тому, чей благородный гений

Стал обличителем толпы,

Ее страстей и заблуждений.

Эти строки Некрасова, как известно, посвящены Гоголю, но они с полным правом могут быть отнесены и к Лескову. Оба писателя могут быть причислены к категории подлинных пророков, бескомпромиссных искателей правды. Их всегда немного и нет надобности, чтобы их было много. Но горе стране, в которой голос пророков, подобных Лескову, окажется окончательно угасшим.

Ульяновск, 25 декабря 1958 года

Ф. Достоевский и Л. Толстой как гуманисты

Моя статья о Веркоре[198] вызвала некоторые отклики и, в частности, был затронут вопрос о гуманизме наших писателей с мировой известностью, Ф. Достоевского и Л. Толстого. Я лично считаю Л. Толстого, имеющим гораздо больше права на звание гуманиста, чем Ф. Достоевский; другие, напротив, считают, что у Л. Толстого нет достаточно любви к людям, например, в его повести «Смерть Ивана Ильича». Я ее перечел и остаюсь при прежнем мнении, и в этой статье хочу сравнить их более детально. Вынужденный много времени проводить в постели, я как раз прочел немало, в том числе «Братьев Карамазовых» и «Дневник писателя» Ф. Достоевского[199]. Правда, из шести выпусков одного у меня недоставало, но я использовал пока только последний выпуск, том II, часть 2.

Я коснусь вопроса о гуманизме с разных сторон.

1) «Униженные и оскорбленные». В отношении к «униженным и оскорбленным», людям низов, Достоевский справедливо пользуется славой подлинного гуманиста и эту репутацию вряд ли можно оспаривать. Но ведь и Л. Толстой тоже вложил немалую часть своего таланта в защиту угнетенных и лиц низшего экономического уровня. И в «Смерти Ивана Ильича» он нарисовал весьма безотрадную картину лиц высшего общества и очень тепло обрисовал слугу Ивана Ильича Герасима. В своей критике внешней цивилизации (во многом вполне справедливой и не только в его время, но и в современности) Толстой идет даже слишком далеко. Все чиновники кажутся ему совершенно ненужными людьми (хотя, конечно, и в его время, и в настоящее есть много ненужных чиновников), и эта его ошибка понимается сейчас многими умными почитателями Л. Толстого. Не так давно в газетах появилось сообщение, что известный артист И. Смоктуновский не сошелся с режиссурой по поводу своего участия в «Анне Карениной» (он должен был играть роль Каренина), так как актер намеревался изобразить Каренина положительным лицом (кем он в общем и был – вероятно, самая почтенная фигура в романе), а это пока не принимается. Еще более серьезный промах допустил Л. Толстой в отношении врачей. Во многих местах он всегда изображал их в карикатурном виде, а всю медицину – как совершенно бессмысленное занятие. Мне хотелось бы, чтобы хороший врач раскритиковал с медицинской точки зрения «Смерть Ивана Ильича», мне она кажется в этом отношении совершенным абсурдом. Но огульное охаивание чиновников и других лиц, состоящих на службе, было обычным в XIX веке. Возьмите «Господ ташкентцев» Салтыкова-Щедрина, где русские служащие в Средней Азии были огульно охаяны, а кто бывает в Средней Азии, хорошо знает, какими подлинными культуртрегерами были многие из охаянных ташкентцев и как много станций железных дорог до сих пор носят названия этих самых «ташкентцев». В «Современной идиллии» он высмеял Черняева, несомненно почтенного генерала, возглавившего добровольцев, ушедших сражаться за свободу Сербии. Ф. Достоевский в отношении представителей власти был много «гуманнее», так как за последний период своей жизни придерживался весьма консервативных убеждений и считал наш политический строй в общем вполне удовлетворительным.

2) Суд и внутренние дела. Здесь Л. Толстой известен как пламеннейший отрицатель смертной казни. Насколько мне помнится, у Ф. Достоевского этого нет. Мы знаем, какую огромную деятельность развил Л. Толстой в борьбе с голодом. Может быть, во времена Достоевского таких голодовок не было, но о подобной его деятельности я ничего не слыхал.

3) Интернационализм. Я думаю, что одним из признаков истинного гуманизма является интернационализм. Здесь у Л. Толстого вполне благополучно, у Достоевского же вовсе не благополучно. Известен ярый антисемизм Ф. Достоевского. Он его не скрывает и слово «жиды» у него попадается повсюду. К сожалению, главная его статья по еврейскому вопросу (указ.