свое намерение Жозефине. Несмотря на свои внебрачные похождения, которые казались ему законной привилегией странствующего воина, он все еще любил ее, и разрыв должен был принести ему месяцы душевных страданий.

Он знал ее недостатки — ее ленивый, вялый образ жизни, ее неторопливый туалет, ее экстравагантность в одежде и украшениях, ее неспособность сказать «нет» миллионерам, пришедшим показать свои изделия. «Она покупала все, что ей приносили, и неважно, по какой цене».45 Ее долги неоднократно достигали такого уровня, что вызывали бурю со стороны мужа; он выгонял продавщиц из ее комнат, ругал ее и выплачивал долги. Он позволял ей выделять 600 000 франков в год на личные расходы и еще 120 000 на благотворительность, так как знал, что она была навязчивой дарительницей.46 Он потакал ее любви к бриллиантам, возможно, потому, что они делали ее очаровательной, несмотря на ее сорок два года. В ней были одни чувства и никакого интеллекта, кроме мудрости, которой природа наделяет женщин для управления мужчинами. «Жозефина, — говорил он ей, — у тебя отличное сердце и слабая голова».47 Он редко позволял ей говорить о политике, а когда она настаивала, он вскоре забывал о ее взглядах. Но он был благодарен за чувственную теплоту ее объятий, за «неизменную миловидность ее нрава».48 а также за скромность и изящество, с которыми она выполняла свои многочисленные функции императрицы. Она любила его до идолопоклонства, а он любил ее по эту сторону власти. Когда мадам де Сталь обвинила его в том, что он не любит женщин, он ответил просто: «Мне нравится моя жена».49 Антуан Арно восхищался «властью, которую самый мягкий и неторопливый из креолов осуществляет над самыми своенравными и деспотичными людьми. Его решимость, перед которой трепетали все мужчины, не могла устоять слезами женщины».50 Как сказал Наполеон на острове Святой Елены, «в общем, мне пришлось уступить».51

Она давно знала его тоску по наследнику его крови как законному и признанному наследнику его правления; она знала его страх, что без такой традиционной передачи власти его плен, смерть или тяжелая болезнь приведут к безумной схватке фракций и генералов за верховенство, и что в результате хаоса упорядоченная, процветающая и могущественная Франция, которую он строил, может распасться на еще один такой ужас — красный или белый, — от которого он спас ее в 1799 году.

Когда, наконец, он сказал ей, что они должны расстаться, она упала в обморок, причем настолько искренне, что пролежала без сознания много минут. Наполеон отнес ее в ее комнаты, вызвал своего врача, Жана-Николя Корвизарта де Маре, и попросил Гортензию помочь успокоить ее мать. В течение недели Жозефина не давала согласия; затем, 7 декабря, из Италии прибыл Эжен и уговорил ее. Наполеон утешал ее со всей нежностью. «Я всегда буду любить вас, — сказал он ей, — но у политики нет сердца, у нее есть только голова».52 Она должна была получить полное право на замок и земли Мальмезона, титул императрицы и солидную ренту. Он заверил ее детей, что до конца останется их любящим отцом.

16 декабря Сенат, выслушав просьбы императора и императрицы о расторжении их брака, издал декрет о разводе, а 12 января архиепископ Парижской митрополии объявил их брак недействительным. Многие католики сомневались в канонической обоснованности аннулирования брака; в большей части Франции население не одобряло разрыв; многие пророчили, что с этого момента удача, которая так регулярно сопутствовала Наполеону, будет искать других фаворитов.53

Политика взяла верх над любовью, и Наполеон приступил к поискам спутницы жизни, которая не только давала бы надежду на материнство, но и имела бы имперские связи, полезные для безопасности Франции и его правления. 22 ноября (за восемь дней до того, как Жозефина попросила развода) Наполеон поручил Коленкуру, своему послу в Петербурге, передать Александру официальную просьбу о руке его шестнадцатилетней сестры Анны Павловой. Царь знал, что его мать, называвшая Наполеона «этим атеистом», никогда не одобрит такой союз, но медлил с ответом, надеясь получить от Наполеона в качестве quid pro quo некоторые территориальные уступки в Польше. Нетерпеливый от переговоров и опасаясь отказа, Наполеон последовал намеку Меттерниха, что Австрия благосклонно примет предложение об эрцгерцогине Марии Луизе. Камбасерес выступил против этого плана, предсказывая, что он положит конец русскому союзу и приведет к войне.54

Мари Луиза, которой тогда было восемнадцать лет, не была красавицей, но ее голубые глаза, розовые щеки и каштановые волосы, ее мягкий нрав и простые вкусы вполне соответствовали потребностям Наполеона; все свидетельства ручались за ее нынешнюю девственность и будущую плодовитость. Она получила значительное образование, знала несколько языков, была искусна в музыке, рисовании и живописи. С детства ее учили ненавидеть своего жениха как самого порочного человека в Европе, но также она усвоила, что принцесса — это политический товар, чьи вкусы в мужчинах должны быть подчинены благу государства. В конце концов, этот знаменитый позорный монстр должен быть захватывающим изменением по сравнению со скучной рутиной замкнутой девушки, тоскующей по широкому миру.

Итак, 11 марта 1810 года в Вене состоялось ее официальное бракосочетание с отсутствующим Наполеоном, которого представлял маршал Бертье. Повторяя свадебную процессию Марии-Антуанетты 1770 года, она двигалась в восьмидесяти трех каретах и экипажах в течение пятнадцати дней и торжественных ночей, чтобы 27 марта добраться до Компьена. Наполеон договорился встретить ее там, но — из любопытства или из вежливости — поехал встречать ее в соседний Курсель. Увидев ее — но пусть он сам расскажет эту историю:

Я быстро вышел из кареты и поцеловал Марию Луизу. Бедное дитя выучило наизусть длинную речь, которую она должна была повторять передо мной, стоя на коленях…Я спросил Меттерниха и епископа Нантского, могу ли я провести ночь под одной крышей с Марией Луизой. Они устранили все мои сомнения и заверили меня, что она теперь императрица, а не эрцгерцогиня…От ее спальни меня отделяла только библиотека. Я спросил ее, что они сказали ей, когда она покидала Вену. Она очень наивно ответила мне, что ее отец и фрау Лазанский напутствовали ее следующим образом: «Как только вы останетесь наедине с императором, вы должны делать абсолютно все, что он вам скажет. Ты должна соглашаться на все, о чем он тебя попросит». Она была восхитительным ребенком.

Месье Сегюр хотел, чтобы я держался от нее подальше, но поскольку я уже