С момента опубликования этого декрета феодальные права в Испании отменяются. Все личные обязательства, все исключительные права… все феодальные монополии… подавляются. Каждый, кто подчиняется законам, может свободно развивать свою промышленность без ограничений.

Трибунал инквизиции упраздняется как несовместимый с гражданским суверенитетом и властью. Его имущество должно быть конфисковано и отойти к испанскому государству, чтобы служить обеспечением кабального долга…

Учитывая, что число членов различных монашеских орденов возросло до чрезмерной степени… религиозные дома в Испании… должны быть сокращены до трети от их нынешнего числа… путем объединения членов нескольких домов одного ордена в один…

Ввиду того, что учреждение, которое больше всего препятствует внутреннему процветанию Испании, — это таможенные линии, разделяющие провинции… барьер, существующий между провинциями, должен быть ликвидирован».37

Только военное мастерство могло обеспечить соблюдение такой конституции при активном сопротивлении укоренившегося дворянства, монастырского духовенства и населения, привыкшего к феодальному руководству и утешительному вероучению. И это господство было шатким. Уэлсли все еще одерживал победу в Португалии и мог вторгнуться в Испанию, как только Великая армия будет отозвана для противостояния с бросившей вызов Австрией. Более того, двадцатитысячная британская армия под командованием сэра Джона Мура 13 декабря покинула Саламанку и начала марш на северо-восток, намереваясь разгромить дивизию Сульта под Бургосом. Быстро отреагировав на этот вызов, Наполеон направил значительные французские силы на север через Сьерра-де-Гвадаррама в надежде атаковать тыл колонны Мура; теперь, наконец, ему предстояло помериться умом и солдатами с этими до сих пор защищенными морем англичанами. Переход через Гвадаррамский перевал в середине зимы стал для его людей гораздо более суровым испытанием, чем переход через Альпы в 1800 году; они страдали и роптали, чуть не взбунтовавшись, но Наполеон не отказался от погони. Мур узнал о его приближении и, опасаясь оказаться между двумя французскими армиями, повернул свои войска на запад, совершив спешный марш на 250 миль по пересеченной заснеженной местности в направлении Корунны, где они могли бы найти убежище у британского флота.

В Асторге, 2 января 1809 года, Наполеон шел по пятам. Но тут его остановили тревожные вести из двух источников: в Австрии эрцгерцог Карл Людвиг активно готовился к войне; в Париже Талейран и Фуше содействовали плану замены Наполеона Мюратом. Император оставил преследование Мура Сульту и поспешил вернуться во Францию. Сульт, мастер уходить, ослабил темп и достиг Корунны только после того, как большая часть англичан получила свои корабли. Мур возглавил героический арьергард, чтобы защитить последние этапы высадки; он был смертельно ранен, но не умер, пока высадка не была завершена. «Если бы только у меня было время преследовать англичан, — скорбел Наполеон, — ни один человек из них не спасся бы».38 Они не только спаслись, но и вернулись.

V. ФУШАКЮТЕ, ТАЛЕЙРАН И АВСТРИЯ: 1809 ГОД

Добравшись до Парижа (23 января), Наполеон обнаружил, что на фоне всеобщего недовольства зреют заговоры. Письма солдат с фронта доносили до сотен французских семей, что испанское сопротивление формируется заново и решительно, и что Уэлсли, увеличив свои силы, скоро двинется на изгнание Жозефа из Мадрида. Очевидно, война будет продолжаться, и французские мальчики будут призываться в армию год за годом, чтобы навязать испанцам правительство, враждебное их могущественной церкви и чуждое их гордости и крови. Роялисты Франции, несмотря на попытки Наполеона умиротворить их, возобновили свои заговоры с целью его низложения; шесть таких заговорщиков были пойманы и расстреляны в 1808 году; еще один, Арман де Шатобриан, был казнен в феврале 1809 года, несмотря на призывы его брата Рене, в то время самого известного автора во Франции. Несколько якобинцев по разным причинам замышляли одно и то же. Даже в императорском правительстве росло недовольство Наполеоном: Фонтанес выражал его сдержанно, Декрес — открыто: «Император безумен, совершенно безумен; он навлечет гибель на себя и на всех нас».39

Фуше, министр полиции, заслужил похвалу Наполеона за разоблачение заговоров убийц, но он все больше сомневался в политике своего хозяина и в своем собственном будущем в условиях неизбежного краха. Рано или поздно, чувствовал он, побитые, но гордые правительства Австрии и Пруссии, а также внешне профранцузское правительство России вновь объединятся и, опираясь на британское золото, предпримут очередную акцию против неуютно доминирующей Франции. Более того, Наполеон в предстоящей битве может лишиться жизни; почему бы какому-нибудь выстрелу не найти и не покончить с ним, как не так давно выстрел покончил с генералом, стоявшим на его стороне? Разве его внезапная смерть без наследника не ввергнет Францию в хаос, который оставит ее беззащитной перед врагами? Возможно, Талейрана удастся убедить принять участие в подготовке Мюрата к трону, который станет вакантным после пленения или смерти Наполеона. 20 декабря 1808 года Фуше и Талейран согласились, что Мюрат — их человек; и Мюрат согласился. Эжен де Богарне узнал об этом плане и рассказал о нем мадам Мере, которая передала его своему сыну в Испанию.40

Наполеон охотнее простил бы Фуше, чем Талейрана; советы Фуше часто оказывались спасительными, но Талейран рекомендовал казнить Дуэ д'Энгиена и присвоить Испанию и, вероятно, разделял ответственность за растущее хладнокровие Александра. 24 января 1809 года, увидев Талейрана в Государственном совете, Наполеон выплеснул свою долго скрываемую обиду в резкой публичной отповеди: «Вы осмелились утверждать, сударь, что вам ничего не известно о смерти Энгиена; вы осмелились утверждать, что вам ничего не известно об испанской войне!.. Разве вы забыли, что письменно советовали мне казнить Энгиена? Разве вы забыли, что в своих письмах вы советовали мне возродить политику Людовика XIV [т. е. утвердить на испанском троне свою семью]?» Затем, потрясая кулаком перед лицом Талейрана, Наполеон воскликнул: «Поймите, если начнется революция, какую бы роль вы в ней ни играли, вы будете первым, кого раздавят!.. Вы — ордур в шелковом чулке». Сказав это, император поспешно покинул комнату. Талейран, хромая за ним, заметил членам совета: «Какая жалость, что у столь великого человека такие дурные манеры!»41 На следующий день Наполеон прекратил исполнение Талейраном своих обязанностей и выплату ему жалованья как великому камергеру. Вскоре, как это было в его характере, он пожалел о своей вспышке и не стал возражать против