все-таки смог покинуть гавань, но когда каперы наконец достигли Азорских островов, то не обнаружили никаких следов испанских кораблей с сокровищами. Череда жутких штормов (непогода преследовала их на всем пути к югу) усугублялась рядом неверных решений, принятых в моменты разногласий Рэли и Эссекса. Возможно, именно это имел в виду Эссекс, когда писал королеве, что отправившиеся в экспедицию мужчины находятся во власти «множества отчетов, объяснений и обвинений». Но Елизавета, будучи справедливой госпожой, писал он с надеждой, поймет «истинное рвение Эссекса к Вашему служению, совершенное послушание Вашим указаниям и несравненную привязанность к моему наиглавнейшему человеку». До сих пор текст письма выглядит очень куртуазно – чего не скажешь о подписи: «Если же Вы не верите этому, то Вы несправедливы и неправы».

В октябре флот вернулся домой с пустыми руками, и командующие с удивлением узнали, что в их отсутствие к Англии приблизилась еще одна Армада, потерпев поражение только из-за штормовой погоды. Более того, вернувшись домой, Эссекс обнаружил, что на прибыльную должность канцлера герцогства Ланкастерского назначен Роберт Сесил, а другой его соперник, лорд-адмирал Говард, получил титул 1-го графа Ноттингема и должность лорда-стюарда, опередив Эссекса. Уединившись в своем поместье в Уонстеде и объявив себя больным, он отказывался принимать посетителей и постоянно хандрил. Как он жаловался в одном из писем Елизавете, он был «охвачен злобой, как прежде был пленен красотой». Друзья напрасно убеждали его вернуться ко двору, предупреждая, что отсутствие даже самого любимого придворного оборачивается забвением, забвение сменяется гневом, а «гнев царя – как рев льва»[234]. Королева резко заявила, что «негоже отвергать монарха, тем более его подданному», но в конце концов в декабре ее убедили назначить Эссекса графом-маршалом Англии, что снова дало ему преимущество. Но кажущаяся победа дорого обошлась его кредиту доверия.

1 июня 1598 года на заседании Совета Елизавета проигнорировала мнение Эссекса в вопросе выбора нового коменданта Ирландии. Выйдя из себя, он бросил на нее презрительный взгляд, а потом, вопреки всем нормам этикета, демонстративно отвернулся. В свою очередь, выйдя из себя, королева влепила ему громкую пощечину и велела отправляться на виселицу. В этот момент Эссекс инстинктивно потянулся к своему мечу, но его руку вовремя перехватил Ноттингем, и меч, к счастью, остался в ножнах. Когда тюремщики выталкивали Эссекса из зала, он кричал, что «не смирился бы с подобного рода оскорблением, даже если бы на месте королевы был ее отец Генрих VIII»[235]. Вывод был предельно ясен: он оценивал ее как простую женщину, гораздо ниже ее отца. Вскоре после этого он сделал свой печально известный комментарий: «Ум ее стал так же худ, как и стан»[236]. Как позже скажет Рэли, если бы эти слова не были произнесены, Эссекса могла бы постичь совсем другая судьба.

В августе того же года умер Уильям Сесил, старый лорд Бёрли; во время болезни его кормили питательным бульоном, собственноручно приготовленным королевой. В следующем месяце после долгих и невыносимых мучений от артрита умер и Филипп Испанский: человек, который на протяжении многих лет, возможно, занимал не менее важное место в воображении Елизаветы. Новая «смена караула» не только привела ее к еще большей изоляции, но и ускорила осознание того, что затяжная англо-испанская война становится роскошью, которую ни одна из сторон не может себе позволить. Во Францию, которая была союзницей Англии в войне, отправилась делегация во главе с Робертом Сесилом, чтобы обсудить возможность мира. Эссекса это, конечно, возмутило, но потакание ему стало выглядеть в глазах королевы еще одной непозволительной роскошью. «Он достаточно долго водил ее за нос, так что теперь она собирается ответить ему тем же, – сообщал один из очевидцев 30 августа, – и будет опираться в этом на свое величие так же, как он – ползать на своем брюхе».

С яростным раздражением Эссекс написал ей: «Ваше Величество, невыносимым злом, которое Вы причинили и мне, и себе, Вы не только нарушили все законы любви, но и поступили против чести своего пола». А в конце укоризненно добавил: «Я не могу поверить, что Ваши намерения настолько бесчестны, но, как бы сильно Вам ни было наплевать на меня, Вы сами себя наказываете за это». Тем самым он отвергал всякое моральное превосходство, которым должны были обладать как суверен, так и куртуазная возлюбленная[237].

В другом письме он заявил: «Я признаюсь, что больше подчинялся как мужчина Вашей естественной красоте, чем как подданный – власти монарха; ибо ваше собственное правосудие заключило это [второе] в рамки закона, а первое сделала бесконечным моя любовь». Но теперь этому подчинению, как он полагает, пришел конец. В ответном письме Елизавета заявила Эссексу, что ценит себя не менее дорого, чем он – себя. Удивительно, что она в принципе почувствовала необходимость в ответе. Сэр Генри Ли, советуя Эссексу загладить вину, убеждал его: «Она – Ваша государыня… подумайте, милорд, насколько Велика та, с кем Вы имеете дело»[238]. Это было мнение лишь одного человека. Но, как писал Эссекс лорду-хранителю Томасу Эджертону, он «был рад оказать Ее Величеству услуги клерка, но никогда не смогу служить ей как злодей или раб».

«Не могут ли и правители ошибаться? – вопрошал он. – И разве не могут быть подданные оболганы и оклеветаны? Ужели безгранична земная власть? Прости меня, мой добрый Господь, прости меня, но я никогда не смогу принять эти принципы»[239]. По наблюдениям одного хрониста, величие Эссекса «теперь зависело в такой же степени от страха Ее Величества перед ним, как и от ее любви к нему». Но эта шаткая конструкция вот-вот должна была рухнуть, и последней каплей стала ситуация в Ирландии.

Ирландский вопрос был вечной ахиллесовой пятой Англии. Особая опасность заключалась в том, что стойкий католицизм ирландцев всегда мог открыть черный ход для Испании. Но затянувшееся восстание ирландцев против английского правления получило новый импульс благодаря энергичному руководству графа Тирона. Внезапное наступление ирландских повстанцев сделало отправку карательных сил неотложной задачей, и кандидатура Эссекса стала очевидным выбором для командования ими. Его назначение было подписано 25 марта 1599 года. Эссекс понимал, что это задание – отравленная чаша, но, как он выразился, «обязательства, налагаемые моей репутацией, не позволяют мне уклоняться». Уже через два дня он выступил с большой армией в качестве командующего и в должности лорда-лейтенанта.

Следующие полгода стали (как это обычно бывало в истории военных походов Эссекса) печальным зрелищем. Первоначальный успех в Ирландии на каждом этапе подрывался разногласиями между командующим и Тайным советом: из-за задержки в отправке дополнительных людей и лошадей, которых он потребовал; из-за чрезвычайного промедления