что наш отец жив и разгуливает вокруг. Мы все видели, как он словил пулю. Боже, как я мог бы такое забыть? – Чак принялся расхаживать взад-вперед перед столом, выстраивая свою линию защиты по одному кирпичику логики зараз. Он напомнил Джеку напуганного зверя. – Итак, твоя мать сбежала из больницы. Я скорее поверю в это, чем в ту чушь про ритуалы, проклятия и возвращающихся к жизни мертвецов. Это реальность, верно? Стауфордский страшила не живее, чем Стауфордская ведьма.

Джек прикусил язык. «Заносчивый засранец», – подумал он и собирался возразить, когда Стефани сделала это за него. Она зарядила Чаку такую пощечину, что на щеке у того отпечаталась ее ладонь.

– Ты – неверящий придурок. Твой дед не таким тебя воспитывал. Какого хрена! Джек же твой брат.

Снизу донесся ликующий хохот, такой громкий, что задрожал фундамент дома. Хохот, с которым дети Девилз-Крика были хорошо знакомы по их повторяющимся кошмарам. От одного этого звука вставали дыбом волосы на теле. Он был сродни холодному воздуху в студеную зимнюю ночь, настолько холодному, что перехватывало дыхание.

Этот голос не принадлежал Лауре Тремли.

– Не ссорьтесь, дети. Придите, покажитесь мне.

4

Меньше чем в миле оттуда, Райли Тейт, сидящий за рулем отцовской машины, сбавил скорость до каких-то несчастных пяти миль в час. Его поездка по городским окраинам, по Стауфордской объездной прошла без происшествий, что дало ему время успокоиться и немного передохнуть после недавнего кошмара.

Когда он свернул с объездной дороги и направился на запад по Брейерсбург-роуд, следы скверны стали заметнее, и сердце у него сжалось, когда он понял, как далеко она распространилась. Миля за милей, дом за домом, он все больше видел тот самый голубоглазый ужас, от которого сбежал в другом конце города. Фигуры, облаченные в самодельные мантии, шли рука об руку по обеим сторонам дороги, направляясь на запад, к центру города. И взрослые, и дети совершали свое нечестивое паломничество, движимые все той же разлагающей силой.

«Интересно, папа делает то же самое?» Он всегда считал своего отца своего рода роботом, живущим по книге, не имевшей для мальчика смысла. Проводящим больше времени в рабстве у невидимой всевидящей сущности, чем с собственной семьей.

До болезни Джанет Тейт каждый вечер проводила с Райли. Они обсуждали его домашние задания, говорили о том, как он провел день, о том, какие книги он читает или какую музыку слушает. Джанет не разделяла его интересов, но и не сторонилась их. В отличие от отца, который тратил больше времени в попытках навязать людям свой образ мышления, свой образ веры.

Райли так увлекся прошлым, что едва не пропустил поворот на Стэндард-авеню. Теперь до особняка старой дамы Тремли было рукой подать – сразу за поворотом, на вершине холма – но толпа людей, собравшихся на улице, заставила его сбавить скорость. Там были мужчины и женщины, мальчики и девочки разных возрастов. Облаченные в самодельные мантии, они шли, взявшись за руки, посреди улицы. Они пели хором старый церковный гимн, тот, который он уже пару раз слышал в отцовской церкви.

– Дайте мне ту старинную веру, дайте мне ту старинную веру…

Райли стал медленно нажимать на газ, но толпа перед ним уплотнилась. Он задержал дыхание, пытаясь сдержать нарастающую в груди панику и надеясь, что никто из них не заметил его присутствия.

– Привет, мистер Тейт.

Райли вскрикнул от удивления и ударил по тормозам. Завуч Майерс просунул голову в разбитое окно и ухмыльнулся. Густые ручейки черной жижи стекали у него изо рта и капали на пассажирское сиденье, как горячая смола. На лбу вспучилась вена.

– Я забуду прошлое, сынок, если будешь страдать ради меня. Будешь? Будешь страдать ради господа? – Вена на лбу лопнула с тошнотворным хлопком. Капля черной жидкости выступила из раны, а следом наружу вылез червь. Еще парочка покрытых такой же вязкой жижей появилась из-под глаз мужчины. – Ну же, мистер Тейт. Позвольте научить вас Старым Обычаям.

Райли не стал ждать, когда из горла у него вырвется крик. Он нажал на педаль газа, и машина рванула вперед, тараня пораженную скверной толпу. Молодая женщина, завернутая в покрытую черными пятнами ткань, упала на капот и взмыла в воздух. Маленький мальчик, которого она держала на руках, врезался в лобовое стекло, отчего оно покрылось трещинами, и отскочил с глухим стуком. Зараженная кровь ребенка залила правый бок машины подобно густому ежевичному джему. Райли наконец дал волю рвущемуся наружу крику. Хриплый вопль страха, отвращения и ярости наполнил его рот горьким привкусом желчи и жаром ненависти.

Живот у него скрутило, когда седан, проехавшись по упавшим телам, вновь оказался на асфальте. Паникуя и почти ничего не видя от слез, Райли замедлился лишь раз, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида. Толпа продолжала наступать, перешагивая через тела тех, которых он задавил, пение стало еще громче. Некоторые смеялись в облаке выхлопного газа.

Райли смотрел на них в зеркало заднего вида, пока не увидел, как из толпы появился завуч стауфордской школы. Лицо Дэвида Майерса было рассечено, лоскуты кожи поддерживали торчащие из черепа черви. Перед тем как он отвернулся, Райли показалось, что из зияющего рта мужчины высовываются темные пальцы.

– Аллилуйя, – распевал он. – О, дайте мне ту старинную веру.

Райли сглотнул привкус желчи и нажал на газ.

5

– Ах, мои маленькие агнцы. Не стесняйтесь. Придите, покажитесь мне.

Джек спускался первым по подвальной лестнице, почти ожидая увидеть своего отца. То, что он помнил о Джейкобе Мастерсе, навсегда укоренилось в сознании. Темный голубоглазый призрак преследовал его во снах большую часть жизни. Мысль о том, что Джейкоб поджидает там, внизу, в темноте, вместе с Лаурой, казалась не такой уж и неправдоподобной.

Но когда он добрался до площадки и включил свет, там была лишь его мать, все еще привязанная к опорной балке. Глазницы окружала голубая аура, по щекам струились темные слезы, а из одной ноздри торчало и извивалось что-то черное. Увидев их, Лаура улыбнулась. Изо рта у нее вывалился комок черной грязи.

– Я скучал по вам, мои агнцы. Время вас