Шрифт:
Закладка:
На следующий день по приезде Гордона, 24 марта, Петр водил его осматривать галеры[480]. 25 марта, в праздник Благовещения, государь слушал литургию в Благовещенской соборной церкви; служил Митрофан, епископ Воронежский, пели на правом клиросе прибывшие из Москвы государевы певчие в количестве 13 человек, а на левом — архиерейские. В этот день был обед у епископа, «и было утешение велие», как записал неизвестный автор, составивший описание путешествия певчих дьяков из Москвы под Азов в 1696 г.[481], по всей видимости, один из этих дьяков. 28 марта, в субботу на пятой неделе поста, по записи тех же дьяков, акафист и литургию Петр слушал в Успенском монастыре на посаде. 29 марта пришли письма от Ромодановского и Виниуса от 23 марта, и Петр тотчас же на них отвечал: «Min Her Koninih. Писмо ваше государское, марта 23 дня писанное, мне в 29 день отдано, в катором изволите гнев свой объевлять, бутто я, холоп ваш, к вам, государю, не пишу. И я, государь, уже другое писмо ныне пишу: разве прежнее писмо как истеря-лось. А здесь, государь, милостию божиею и вашим государским щастием, все строица к морскому каравану с поспешением; а что впредь станет делатца, писать буду. Холоп ваш Kaptein Piter». Виниуса царь на его запрос о жалованье приезжим из-за границы инженерам и бомбардирам уведомлял, что дал о том распоряжение Л. К. Нарышкину, и прибавил заметку о погоде в Воронеже: «Здесь после оногдашнего великого морозу паки великое водополье стало». В тот же день Петр писал Кревету, что выслал ему образцы инструментов, о которых говорилось в прошлом письме, и вновь напоминал о присылке тонких досок, которые все еще не приходили: «Min Her Kreft. Послал я к вам обрасцы инструментам, также и опись и обрасцовой цыркел, которые, приняв, изволте отписать за моря против того. Тонкие доски еще сюды не бывали, а здесь зело нужны, надобеть. Piter»[482]. От того же числа было письмо Т. Н. Стрешневу, не сохранившееся. Из ответа Стрешнева узнаем, что в нем Петр выражал неудовольствие, что высланные из Москвы на Дон в Каланчи «дворовые люди пивовары» опоздали приездом. Стрешнев выражает сожаление, что пивовары причинили царю печаль; посланы они были не поздно, еще 21 января, приговаривал (нанимал) их басманник Андрей Тимофеев, который пиво варит на царский двор, и сказал, что они люди добрые. Он, Стрешнев, узнав об их промедлении, послал к ним нарочного и грозил им смертною казнью. Оказалось, что они были задержаны в Тамбове. К этим сообщениям Стрешнев, быть может, также отвечая на запрос Петра, прибавлял еще известие, что в Москве изготовлено и выслано сухарей на 4000 человек на 4 месяца: на день по 2 сухаря больших и по 4 малых[483].
31 марта приехал в Воронеж главнокомандующий боярин А. С. Шеин «во втором часу ночи»[484]. Рано утром 1 апреля Гордон выехал было ему навстречу, но узнал, что он уже ночью прибыл в свою квартиру. «Я поехал туда, — пишет Гордон, — засвидетельствовать ему свое почтение и говорил с ним о различных предметах». 2 апреля состоялось в Воронеже торжество: были спущены со стапеля 3 галеры. Первая из них, царская, на которой сам Петр состоял капитаном, наименована была «Принципиум» («Начало»); две другие получили названия «Св. Марк» и «Св. Матфей»[485].
В самых же первых числах апреля, 2-го или 3-го, судя по тому, что они были получены в Москве 7-го и 8-го, были Петром отправлены письма Ромодановскому, Нарышкину и князю Б. А. Голицыну, не дошедние до нас. В письме к Ромодановскому говорилось о высылке на Воронеж какого-то дворового человека, принадлежавшего В. Ф. Нарышкину. «А что ты, господине, — отвечает Ромодановский, — писал ко мне в своем писме, чтоб прислать на Воронеж человека Василья Федоровича Нарышкина, Игнашку Трыкина, и я ево, взяв з двора, и послал на ямских подводах; a с ним послал осталных дву человека салдат Преображенского полку, которым быть на море (т. е. вошедших в состав рот морского экипажа), второйнадесять роты Гришка Пушкарев, пятойнадесять роты Якушка Богатырев». Далее в своем ответе Ромодановский коснулся распоряжения Петра выдавать пенсию сыну умершего в первом Азовском походе бомбардира Якима Воронина в размере оклада его отца и просил подтвердить это распоряжение: «Да сказывал мне Иван Инехов (генеральный писарь Преображенского полка), бутто ты приказал Якимову сыну Воронина оклад отца ево полной денежной и хлебной давать, и ты о том, как поволиш, пожалуй, ко мне отпиши». В заключение Ромодановский в шутливой форме выражает печаль и неудовольствие, что Петр и святейший Ианикита взяли у него в Воронеж умевшего его забавлять друга, князя Ю. Ф. Шаховского: «Извесно тебе, господине, буди, велми ты меня опечалил, последнего друга моего от меня взял, благочестивого князя, благородного корени, благоверные кости князь Юрья Федоровича Шаховского; а у нас было в печалех наших толко было и забавы. Немилость ко мне святейшего Ианикиты патриарха чаю, что он поволил ево к себе взяти для своего правилного исправления. Пожалуй, господине, буди к нему милостив, чтоб ему от кого какой обиды не было. У вас было таких людей и слишком взято, и нам было бес таких людей быть не возможно ж. Уж то так будь, а том воля ваша».
В письме Петра к Л. К. Нарышкину речь идет о переписке с украинским гетманом. Нарышкин уведомляет царя о том, что выслал ведомость из письма гетмана «к святейшему», т. е. к думному дьяку Н. М. Зотову, состоявшему при Петре во главе походной канцелярии в Воронеже, с тем, чтобы он доложил государю, занятому такими трудами, все дело, которого касались эти пространные письма, «выбором», т. е. в кратком извлечении — экстракте. Наконец, в ответе князя Б. А. Голицына на письмо Петра есть намек на слова Петра о каких-то чудесах, которых не было: «Мой государь премилостивый, герь каптейн. Писмо твое, моего государя, принел. А что изволил писать в писме, что чюд бутто никаких
