только хочется, — напарник продолжал ерепениться. — Если, как ты считаешь, деньги в фонд поступали в качестве оплаты убийств, то они подорвутся по любому поводу. Начнут названивать учредителю и жаловаться ему, что прокуратура что-то копает. И потом, пожертвовать в частный фонд имеет право любой человек, хочешь поимённо, а хочешь — и анонимно. Ты представляешь, что в статье «приход» у них вряд ли будет указано, что деньги перевело такое-то лицо, зарегистрированное, как индивидуальный предприниматель «Киллер и Ко»? Ну не так, разве? Что ты хочешь там найти? То, что они могли среди прочих отчислений в детские дома, интернаты для престарелых, хосписы, реабилитационные центры по лечению малолетних и великовозрастных наркоманов, отправлять деньги и в Воронежский детский дом, это ни о чём не скажет. Как ты собираешься запрос добывать? Рябцева умерла своей смертью. Её завещание оспаривать некому. Какие у тебя основания для проверки фонда? Даже, если ты пойдёшь с другой стороны и начнёшь плясать от детского дома, всё, что у тебя получится, это очень зыбкая конструкция. В детский дом, поступили средства от некого фонда. В этом детдоме когда-то училась и жила девочка, которую ты, на непонятных мне основаниях, подозреваешь в серийных убийствах. Интуицию, как говорится, к делу не пришьёшь. Оснований для проверки фонда у тебя не просто недостаточно, у тебя их нет. Дальше что?

Прав он, конечно, прав. Всю, как мне казалось, красивую картинку, я сложил в своём воображении, основываясь только на собственной интуиции. Ну, ещё немного на связи Масловой с детским домом, а детского дома с благотворительным фондом. А благотворительного фонда с Рябцевой. А Рябцевой с убийством Юсупова. Убийства Юсупова с арестом Кузьмина, и так далее. Чёрт! В эту сторону складываешь, одно звено выпадает. В обратную сторону идёшь, снова выпадает одно звено, но уже другое. Дурдом какой-то.

— Фотографии не нашёл? — я отвлёкся, чтобы полностью не сломать мозг.

— Быстро хочешь, — недовольно буркнул Сашка. — Только-только отыскал список сокурсников Рудой. Ещё даже не пытался их обзвонить. Я от нотариуса вчера только в десять вечера выполз. Помотайся по городу в субботу. Особенно, по Ваське. Особенно в дни, когда в Ленэкспо какие-то мероприятия правительственного уровня.

— А что, у нас участники международных встреч на метро ездят? — что-то какая-то ядовитость во мне нездоровая появилась.

— Нет. Не ездят, — устало ответил Сашка. — Просто я на машине… — он поймал мой удивлённый взгляд, — Ну да, да! Появились колёса… Думаешь, легко по городу на своих двоих мотаться? Сам-то, сколько лет уже за рулём? А я права получил пораньше тебя. Вот, пригодились. Успел бы я за вчерашний день все эту кипу бумажек собрать, — Сашка переворошил документы на столе, — если бы я на метро катался? Особенно удобно было бы в Разлив тащиться за нотариусом и везти его полупьяненького с шашлыков в город на такси.

— Гм… — не много ли новостей за одно воскресное утро? — Как тебе удалось его с дачи конфисковать?

— Да живёт он там, слава богу! Хорошо хоть к телефону подошёл. Я же только домашний смог раздобыть, мобильный не достал. Ну и уговорил…

Я не стал вдаваться в подробности, какие заветные слова Сашка сказал нотариусу, что тот бросил гостей, стол, шашлыки и попёрся с Сашкой в пыльный и жаркий город. Даже не стал напоминать напарнику, что в любой нашей базе есть мобильные телефоны не только нотариусов, но гораздо более важных людей. Нашёл и нашёл, домашний — так домашний. Результат важней.

— Ладно, Сань! — похвалил я напарника. — Ты — молоток! Молодца! Выручил меня очень, — я покосился в сторону комнаты, — век не забуду. Дуй, отдыхай. Я тут почитаю пока, подумаю, что можно сделать с этим благотворительным фондом.

— Ну, думай, думай! — улыбнулся Сашка. — Ты — начальник, тебе решать. Только, я тебя прошу!.. Чтобы больше лишних телодвижений не делать, думай сразу: что тебе это даст? Ты цель конечную, судя по всему, не видишь. Именно поэтому мы и топчемся на месте. Делаем что-то, а КПД — ноль. Всё потому, что в этих действиях смысла нет. Пойми сначала, что тебе даст знание того, что этот фонд перечислял в Перелешино деньги. Наверняка они хотя бы для прикрытия отправляли средства в другие дома. Даст ли тебе уверенность в том, что фонд связан с детским домом в Воронежской области, доказательства того, что Женя Маслова — убийца. Ну, тебе, может и даст. А вот для суда это не доказательство. Или я не прав?

Сашка уехал, а я ещё долго чах над златом «Капитала инвестмента», если название этой организации склоняется хоть каким-либо образом. Бродила мысль потеребить Евграфова. Он бы с удовольствием получил «добро» на ковыряние финансовых потоков благотворительного фонда. Небось, и не роптал бы. Но я крепко запомнил Сашкины слова. Есть ли в этом смысл? Обнаружить перечисление денег в Воронежский детский дом? И? Я на сто процентов уверен, что эти отчисления были. Что это доказывает? Что Женя, зарабатывая средства для фонда заказными убийствами, совершала благие деяния? То же мне, Деточкин в юбке… Это не кино, и не «волги» красть у барыг. Это убийства, в конце концов.

Затрезвонил телефон. Жанна недовольно взглянула на аппарат и удалилась обратно в комнату. Звонила Мария Ильинична.

— Здравствуйте, Сергей! Приехала из отпуска Надежда Андреевна. Вы, наверно, не смогли ей дозвониться, её не было, оказывается, в Воронеже. Она уезжала погостить к родственникам, в Белоруссию. Сейчас она вернулась из отпуска, и, может быть, сможет быть Вам полезна. Я ей передам трубочку.

Я еле успел поблагодарить заведующую детдомом за сообразительность, как услышал в трубке уверенный бодрый голос:

— Здравствуйте! Меня зовут Надежда Андреевна. Я — воспитатель Жени Масловой. Могу быть Вам чем-то полезна?

— Можете, Надежда Андреевна! Очень хорошо, что Вы позвонили. Мы разыскиваем Женю Маслову. Сейчас у неё другое имя, данное ей новыми родителями. Но вышло так, что несколько лет назад Женя исчезла. Милиция уже практически прекратила розыскные мероприятия, но тут открылись новые обстоятельства, которые дают нам основания полагать, что Женя жива и здорова. Поиски возобновлены, — я не стал вводить учительницу в курс дела, соорудив на ходу более-менее правдоподобную версию. — Нам нужны её приметы.

— Боже мой! Женечка… Как же она пропала? — педагог не стала истерить и весьма разумно принялась рассказывать. — Такая замечательная девочка! Умница, талантлива — стихи писала, рассказы, пела замечательно, в художественной самодеятельности всегда участие принимала. Наверно, это происки врагов её приёмного отца. Конкуренты… Я постараюсь Вам помочь, если смогу, конечно. Приметы Женечки лучше известны её усыновителю, он же общался с ней намного позже нас. Всё-таки, десять лет прошло… Есть вещи, которые не изменяются, но многое