— На лобке или вот тут? Если ты не в курсе, то лобок это — вот… — Жанна провела кончиками пальцев с длинными, ядовито-зелёными на сегодняшний день, коготками по чуть заметному растительному бугорку в виде чётко сформированного треугольника. — А тату делают на бедре, — девушка скользнула рукой на несколько сантиметров влево, прикрыв рукой своё солнышко.

— Хорошо, — покорно согласился я, — на бедре. Зачем они делают тату на бедре? Ну, на руках-ногах, понятно, для красоты. Хотя, не всем эта красота нравится. Ну, а на этом месте для чего? Его ж не видно, пока… э-э-э… пока трусы не снял.

— Чегой-то вдруг, не видно? Очень даже видно. И из купальника торчит, и даже из джинсов. Разве не замечал? У меня и в штанах кончики лучей видны наружу.

— У тебя джинсы начинаются на таком уровне, что и волосы могут быть видны, — проворчал я, — и полупопия…

— Полупопия? — рассмеялась Жанна. — Прикольно. Вообще-то, я лишние волосы стараюсь удалять, так что, я не знаю, что тебе там мерещится. Но мы, вроде, не интимные стрижки обсуждаем. Я, если честно, не поняла вопроса. Ты как-то совсем уж издалека начал. Что тебя в этих татушках интересует?

— На самом деле, меня тату совсем даже не интересуют, — я приблизил лицо к «солнышку», дабы рассмотреть его внимательней, и тут вдруг понял, что меня сейчас вообще не интересуют ни татуировки, ни интимные стрижки, ни родимые пятна, ни другие мелкие и крупные элементы тягучего и запутанного расследования. Сейчас меня интересует только Жанна.

Глава 45

Я чувствовал себя крабом на солнце. Расплавленным, разнеженным, расслабленным. Все функции головы сводились к возможности открывать и закрывать глаза и почти невпопад шлёпать губами. Нужен был срочный допинг. Около конторы существовало множество кафе, одно другого хуже и дороже. Придворной забегаловкой считалась только одна, на Якубовича. Она славилась фантастически вкусной едой по заоблачным ценам и восхитительным, крепким кофе. Привести меня в рабочее состояние мог только местный напиток, гордо именуемый «эспрессо». Допивая третью чашку, я уже чувствовал лёгкую дрожь в руках и излишне активный стук собственного сердца. Я мечтал о том, как сейчас допью божественный напиток и выкурю пару сигарет. После этого я буду готов на всё. Но не тут-то было. Заверещал телефон, и я вздрогнул так, что остатки волшебной жидкости немедленно оказались на белоснежной, только сегодня одетой рубашке. Надо бы сменить звонок, а то он не только окружающих будоражит, но и меня самого до икоты доводит. Как взвоет, так из рук всё валится. Пришлось бросаться в туалет, срочно замывать пятно, иначе рубашку можно будет просто выбросить. А жалко, мне её буквально несколько дней назад подарила Жанна. Представляю, сколько она стоила — Жанна не выносит ширпотреб. Скорее всего, шмотка из какого-нибудь навороченного бутика. Второй раз одел, и на тебе!.. Замывая в туалете пятно, я лихорадочно думал, зачем я вдруг понадобился Снегирёву с такой безотлагательностью. Утром, вроде, всё доложил… Что ж ему вдруг в мозг стукнуло? Занятый мыслями о срочном звонке начальника и молящий только о том, чтобы эта самая срочность не была связана с новым преступлением, я унёсся из кафе, забыв даже расплатиться. Это случалось часто, и официанты перестали обращать на нашу забывчивость внимание. Нам просто записывались долги, а потом включались в следующие счета. По дороге к снегирёвскому кабинету я заскочил к себе и быстро сменил застиранную рубашку на нашедшуюся в шкафу старенькую футболку. Конечно, нельзя сказать, что в конторе существует какой-то определённый порядок ношения формы, ну, как там его, дресс-код, но всё же появление на глаза начальству в мятой футболочке с игривой надписью «я люблю шефа» на нерусском языке, не приветствуется. Особенно, когда перевод надписи трактуется достаточно вольно, не одобряется нисколечко.

Снегирёв брезгливо поморщился при моём появлении, тем более что в кабинете присутствовал укутанный в костюм мужик. Возмущаться начальник не стал, но посмотрел на меня совершенно недвусмысленно. Взглядом указал на стул, напротив мужчины, в котором я моментально опознал коллегу.

— Знакомься! — предложил мне Снегирёв. — Майор Чертанов, УФСБ.

У меня внутри что-то скрипнуло и тихонечко заскулило, предчувствуя беду. Полковник тут же заметил перемены в моей физиономии и успокоил:

— Не боись, Сергеев! Ещё не всё так плохо. Майор тут, можно сказать, не совсем по своей непосредственной службе.

Скулёж внутри немного утих, но ощущение опасности не покинуло.

— Майор Сергеев, — я протянул руку «костюму». Вот ведь люди, и в тридцатиградусную жару при галстуках. А тут сидишь как механик-вредитель в мятой футболке и стынешь лицом. Неудобно даже!

— Вот, Сергеев! Попробуй вникнуть в то, что мне поведал наш коллега. Если вникнешь, значит, товарищ Чертанов прав, и это наша тема. Ну, делитесь, товарищ майор! — попросил Снегирёв гостя.

— Я, товарищ майор, — обратился ко мне «костюм», — действительно, не по службе. Но и не как частное лицо. Дело в следующем, — майор был по-деловому краток и лаконичен, — довольно давно, когда я ещё доучивался в академии и работал «на земле», был у меня «барабан». Бывший ведущий инженер, склонный к неумеренной выпивке и безобразиям на почве этой самой выпивки. В общем, это почти неважно. Как он стал информатором, не суть. Просто с тех пор лет утекло немало, и в его информации я перестал нуждаться. Я уровнем поднялся, он уровнем упал. Тем более что с работы на секретном заводе его давно турнули, всё за те же самые безобразия. Да и секретность их предприятие давно растеряло. Так что, неинтересен он мне стал совершенно. Не знаю, по-прежнему он сотрудничает с органами или нет, я лично его никому не передавал. А тут вдруг нашёл меня этот типчик, перехватил у работы прямо посреди бела дня. Видок у него, я тебе скажу, — легко перешёл на «ты» майор, — ещё тот — бомж бомжом. Выпить хочет, аж трясётся. «Ну, — думаю, — вот ведь как тебя поприжало, что ты аж до конторы добрался!». Ладно, думаю, скину ему по старой памяти соточку, хотя вряд ли его информация может мне быть хоть как-то полезна. Зашёл с ним в ближайшую забегаловку, купил ему сто пятьдесят с закусочкой, он мне быстренько и выложил свою историю. Живёт он, как Карлсон, на крыше. Жарко, конечно, но из подвалов гоняют их брата. Сейчас он облюбовал себе дом на Рылеева, — майор назвал номер дома, — который на капитальный ремонт пошёл. Там ещё не всё расселено, но всё отключено. Проверяют редко, строители ещё не появились. Бомжовый рай, просто. Ну а Вадик, «барабан» — то мой, облюбовал себе чердак. Мается от жары, конечно. Ну, да, упревших меньше, чем обмороженных. Живёт, быт налаживает. Никто