class="p1">На голове Элиаса был белый ночной колпак, а на узком лице с длинным носом выделялись глубокие, как темные пруды, глаза. Две свечи ярко горели с обеих сторон его резной старомодной кровати. Картина напоминала древнюю гробницу.

— Что вы мне принесли? — спросил он.

— Ничего.

— Из ничего получится ничего.

— А мне ничего и не надо от вас, сэр, поскольку я оказался здесь… по недоразумению.

Его голос был тонким, зато ум поражал своей остротой и живостью. Элиас Хэскилл выглядел нездоровым, однако нельзя было сказать, что он на грани смерти.

— Это Николас Ревилл, дядя, — представила меня Марта. — Он актер. Поехал не по той дороге и заблудился.

Она быстро объяснила ему все обстоятельства, в силу которых я неожиданно оказался в доме Хэскиллов, а не Мэскиллов. Рассказ вновь напомнил мне о моем глупом положении, но я подумал, что вполне заслужил это. Оглядев комнату, я рассеянно подошел к очагу и заметил над ним большую букву «Х», выложенную фруктами и зелеными листьями. Она составляла центральную часть живописного орнамента и, по всей видимости, символизировала начальную букву фамилии хозяина дома. А чуть выше на стене висел большой меч, обрамленный с обеих сторон не менее живописными гобеленами. На одном из них была изображена Юдифь, приподнимающая руками отсеченную голову Олоферна, а на другом — святой Христофор, переносящий через реку на спине младенца Иисуса. Я оглянулся и увидел улыбающегося Элиаса.

— Актер, да? — спросил он. — Я помню старые лондонские театры. Помню даже Красного Льва.

— Это было задолго до меня, сэр, — вежливо сказал я, но уже с большей симпатией к этому человеку, помнившему таких знаменитостей.

— Актер оказывает громадное влияние на обычных людей, — произнес он благожелательным тоном, который разительно отличался от всего услышанного мной в этом доме.

Мне осталось лишь улыбнуться в знак благодарности, а также в подтверждение того, что я желаю ему хорошего здоровья. В этот момент я впервые почувствовал себя более или менее раскованно. Кто-то коснулся моего правого колена. Поначалу я решил, что это Марта, и весьма опечалился, что она остановилась на этом месте. Я посмотрел вниз и так резко отпрянул, что чуть было не угодил в самый центр домашнего очага. Прижавшись спиной к стене, вытянул вперед руки, словно изготовившись отразить внезапное нападение.

На полу лежало странное скрюченное существо и смотрело на меня невинными детскими глазами. Нет, это был не ребенок, а какой-то ужасный старик с испещренным мелкими морщинами лицом, чересчур длинными руками, совершенно лысой головой и огромными глазами.

Оказалось, что на самом деле это и не ребенок, и не старик, а существо, о котором я часто слышал, но видел лишь однажды. Это животное находилось не в зверинце Тауэра, как вы могли бы предположить, а на лондонской верфи, где гуляло в сопровождении матроса. Они оба, и матрос, и это животное, были очень хорошими друзьями и прекрасно ладили друг с другом. Поэтому, когда шок от увиденного прошел, я понял, кто передо мной.

— Вы заняли его место у огня, — пояснил Элиас Хэскилл.

Я был так потрясен увиденным, что какое-то время не находил слов для ответа и только заметил, что улыбка старика стала более широкой и доброжелательной. Даже Марта заулыбалась от этих слов.

— Грант не любит огня, — сказала она, — потому что однажды обжег себе шерсть. Однако до сих пор пребывает в уверенности, что место перед очагом по праву принадлежит ему. Он недоволен, когда кто-то занимает то место, на котором вы сейчас стоите.

Грант? Неужели толстяк в гостиной просил меня передать привет этому странному существу? Кто мог подумать, что господин Грант окажется самой обыкновенной обезьяной? Еще при входе в это поместье я подумал, не является ли это заведение каким-нибудь частным бедламом. Тогда это была довольно смелая мысль, а сейчас я уже не сомневался, что оказался в сумасшедшем доме. Или все это мне приснилось в кошмарном сне.

— Откуда он у вас появился? — спросил я, понимая, что должен хоть что-то сказать в этот момент.

Зверь продолжал таращить на меня свои огромные глаза, а я отвечал ему тем же. Грант сидел на коротких, покрытых густой шерстью задних лапах, упираясь в пол длинными передними. Мне стало страшно, что он может в любой момент сорваться с места, прыгнуть на меня и ухватить за шею. Именно такую сцену я видел на лондонской верфи, когда матрос шел с обезьяной на руках, обнявшей его за шею, как это делает маленький ребенок. Они были очень похожи друг на друга, обезьяна и матрос. Теперь я понял, откуда в доме этот странный затхлый запах. Он явно исходил не от больного человека, а от этого существа с коричневой шерстью, которое ползало у моих ног.

— Грант приехал к нам из Африки, — пояснил Элиас. — Сначала он принадлежал сотруднику колледжа в Кембридже, его тоже звали Грант. Незадолго до своей смерти он передал эту обезьянку мне.

— Но зачем, ради всего святого? — воскликнул я.

— Однажды я сказал ему, что это существо обладает гораздо большим умом, чем все человеческое сообщество, вместе взятое. Причем он не только умнее, но и добрее многих людей. Этот сотрудник, Грант, был чрезвычайно рад, что я согласился приютить у себя обезьяну, а я, в свою очередь, с удовольствием взял ее на попечение, когда мой друг умер. Вы только посмотрите, что он вытворяет.

Я взглянул на обезьяну и даже ахнул от удивления, когда она встала на задние лапы и замахала передними над парой перевернутых вверх дном горшков, предназначенных для хранения всяких домашних безделушек. Заметив, что я пристально слежу за ним, Грант поднял один из них, и я убедился, что он пуст. Потом он поднял второй горшок, и в нем что-то блеснуло. Я подался вперед и, увидев нечто знакомое, невольно полез в карман. Медной пряжки, которую я специально оторвал от сапога, чтобы не потерять в непогоду, там не оказалось. Не знаю, как это получилось. Может быть, я уронил ее, когда вошел в комнату, или животное каким-то чудом вытащило ее из моего кармана. Впрочем, сейчас меня это мало беспокоило. Я наклонился и протянул руку, чтобы вернуть свою вещь, но Грант, сердито ворча, завертелся волчком.

— Это игра, — успокоил меня Элиас Хэскилл. — Пусть поиграет.

Я отошел, стараясь скрыть свое удивление, смешанное со злостью и неудовольствием.

Обезьяна тем временем обошла горшки и остановилась неподалеку от меня, передвигая их по гладкому полу. Конечно, я сразу же понял, что она делает, поскольку не раз видел подобные трюки на улицах Лондона. Полагаю,