Шрифт:
Закладка:
Я обернулась к ребятам, стараясь наполнить голос решимостью.
— Все точно целы? — вопросила я, радуясь, что голос отлил твердостью.
— Если что-то не так, у меня есть аптечка, ребятки! — всколыхнулся Милтон, поднимая фонарик к потолку.
— Мы упали на сено, все тип-топ, — отмахнулся Эйдан, изучая земляные стены и медленно крадясь в темноту. — А Особенные вообще призраки, им хоть бы хны, не забывайте.
Ребята пустили короткие смешки и отправились за Эйданом, Милтоном и мной. Заквакала мокрая земля под цепями, зашелестела одежда, замигал камень Эйнари, а магия принялась помогать фонарику освещать путь.
— А куда вы нас, собственно, поведёте, Миль? — поинтересовалась я, заглядывая в его влажные светлые глаза.
Милтон тихонько хихикнул и уверенно промолвил:
— Я рыл этот туннель десять лет. Десять лет я тянул и вывихивал руки и ноги, чтобы вывести нас прямиком к границам Силенту.
* * *
Как оказалось, коридоры при свете фонарика и бирюзовой магии были не такими уж и страшными. Они были одинаковыми, все такие же мокрые, с медными трубами и ростками. Только мы отдалились от дыры наружу, которую Миль успел снова закрыть деревяшками, повисла тишина, как не странно, долгожданная. Только слышалось эхо от лязга оков и капель слизи. Ни сектантских молитв, ни криков боли, ни свиста хищных ив, ни какофонии, называемой Джайванцами музыкой. Не было глаз-фонарей, жалящего зеленого света и ядовитых растений. Только земляные стены, ласкающее бирюзовое свечение и единственный адекватный Джайванец, под рубашкой которого мигал осколок.
Милтон шёл впереди, подсвечивая фонариком путь, чтобы кто-то из нас не дай Бог вляпался в сгустки глины. Ребята шли аккуратно, несли в руках свои цепи, указывали друг другу на какие-то выступы и ямки, чтобы не споткнуться. Я осматривала подсвечиваемые стены, подняв края сарафана.
Когда мы ушли достаточно далеко и глубоко, чтобы чувствовать себя в безопасности и каком-никаком спокойствии, Крейз набрал воздуха в лёгкие и как бы невзначай размеренно начал:
— У меня была самая лучшая семья на свете. Агата Эдисон заставила вспыхнуть огонь в моем сердце, она была лучиком света в этом мраке зубрения и учебы, она спасла меня от строгих родителей и помогла увидеть мир не только с точки зрения долей и молекул. Агата была таким ярким человечком, таким добрым и душевным, что я готов был отдать за неё все, даже свою душу.
А когда она подарила мне Гарри, моего сыночка, я был на седьмом небе от счастья. Это было дитя ангела, румяное, веселое, с огромным сердцем. По характеру Гарри был похож на Агату, благодаря их свету и улыбкам я просыпался с огромным желанием жить, совершать много открытий, работать, не покладая рук. В семидесятых открылась лаборатория по изучению Броквена, и я работал там вместе с остальными биологами, химиками, археологами и прочими-прочими. Я изучал природу Броквена и его ископаемые. В нашем городе просто куча зелёных и бирюзовых минералов, а их свойства приводили в шок. Да что уж там, каждая ветка Вечноплакучего леса обладала аномальными признаками. Броквен являлся и является кладезью паранормальных исследований, а я такое с детства обожал, только дайте травинку, и я изучу ее полностью вдоль и поперёк! Мне платили не то что бы много, зато стабильно, и Агата хорошо получала, несмотря на начинавшийся в Броквене кризис. Гарри был окружён нашей заботой и любовью, был плотно накормлен, модно одет и играл с самыми качественными игрушками того времени.
Наша семья процветала, наполняла яркими красками и любовью каждый день, пока Агата не попала в аварию. Тяжелая травма ноги посадила её в инвалидное кресло на долгий срок. А потом Гарри, мой зайчонок заболел туберкулёзом. Все обязанности свалились на меня: еда, уборка, работа… Но моего дохода хватало только на еду, я не мог позволить себе дорогое лечение для Агаты и Гарри… Бедному мальчику становилось все хуже, дешевые таблетки и микстуры уже совсем не помогали.
Мы оказались в бедном положении. Начались частые разборки с Агатой. Она все твердила, чтобы я нашёл ещё одну-две работы для большего заработка, а у меня уже опускались руки. Из-за угроз и террора мафии платили на работе все меньше, мои открытия никто не поощрял, Агата потеряла всякую надежду на меня.
Но я любил свою семью. Хотел, чтобы Агата и Гарри выжили, чтобы они жили счастливо и не знали боли и горя. А потому я поставил себе твёрдую цель — заработать денег и достать лекарства любой, абсолютно любой ценой. Я был в таком отчаянии, что сначала даже хотел заключить контракт с доном мафии, но потом придумал более легальный способ. После долгих переговоров с городской администрацией мне удалось получить шанс на спасение своей семьи. Мне дали… мне дали ровно три месяца на создание противоядия для Броквена.
Эйдан чуть не выплюнул воду, которую тянул из горла бутылки.
— Ну вы и загнули! — воскликнул Эйд, выпучив глаза. — Даже Гостлены были без понятия, как спасти Броквен, а вы целое противоядие решили сделать! Даже я, прочитав кучу книжек о парапсихологии и спиритизме, так и не понял, как можно улучшить ситуацию, только зрение испортил, будь проклято чтение под одеялом… Это просто взрыв мозга…
— Поверь, лучше уж взорвать себе мозг противоядием, чем заключать контракты с «S.P.R», — вмешался Кёртис, качая головой. — Тут один подвох на подвохе, Милтона убили бы, и это, заметь, в лучшем случае.
— Боюсь представить, что было бы в худшем случае, если убийство считается ещё гуманным способом, ох… — икнула Мартисса, прикрывшая рот ладошкой.
— Когда я закинула мячик в фонтан Кабака, мне пригрозили похищением! — простонала Телагея. — Даже сказка того бандита не задобрила, бежать пришлось со всех ног… Благо, я случайно сломала фонтаны только тогда, когда уже была на поляне близь Этиса! Наверное, мафия это имела в виду в худшем случае…
Со всеми переговорами о мафии Милтон снова задрожал. Кажется, он благодарил всех богов за то, что не выбрал Гуэрино и его дружков.
Но потом