Шрифт:
Закладка:
Фильм «Дикие звери мира» стоит того, чтобы внести его в историю детского кино Беларуси, потому что он закрепляет тему отчужденности взрослых и инфантильности детей точной формулой последствий: беда неизбежна. Так радикально эта тема не высказывается ни в одном из последующих фильмов. А чудный образ мальчика, понимающего язык бомб, – одна из удачнейших и недооцененных находок, непонятая даже автором, но достойная и фантасмагории, с которой никто в белорусском кинематографе не смел подойти к военной теме: только сверху это сентиментальный пацифистский образ, а глубже – хороший символ душевных мутаций, вызываемых войной. Просто «Дикие звери мира» принадлежит той эпохе, когда авторы не умеют совладать с произведениями и смыслы, образы возникают сами по себе, спонтанно или по драматургической инерции, – эпохе автоматической речи.
Детство навсегда
Восстановленный детский мир мало похож на прежний, из советских детских фильмов, хотя принципиально новых образов, мотивов и типов героев кинематограф так и не предложил. В фильмах начала 2000-х удалось восстановить образ детской дружбы, вернуть в сюжеты взрослых, умерших в фильмах девяностых, наладить хоть немного приязненные или просто не разрушительные отношения между взрослыми и детьми и кое-как воссоздать образ семьи. Другие слои и пространства детского мира рассыпались осколками: школа и двор, школьный класс как малое общество со своим кодексом общения, детские тайны, игра и мечта, сложные отношения со старшими и младшими, трудности взросления и др. Из них пока не выходит собрать цельный образ детского мира, да и кино увлеклось другим – фантастикой, как будто признав, что такой, восстановленный, детский мир не годится для детской жизни.
После «Диких зверей мира» детство погрузилось в фантастическую действительность и стало праздновать детский отказ взрослеть – или взрослый запрет на взросление детей. Дети снова стали петь, танцевать и путешествовать по фантастическим мирам, которые прежде называли сказочными, а теперь фэнтезийными. В литературе фэнтези распростирается от квазиисторического романа до волшебной сказки, кино пока не освоило и десятой доли этого простора и предпочитает держаться одного края – сказки.
Отличие фэнтэзи от сказки так же трудноуловимо, как черты, рознящие близнецов, внятного разделения пока не предложено, и фэнтези наслаивается на давно известный жанр, как изображение в двойной экспозиции. Но можно назвать некоторые особенности его художественного мира: он текуч и изменчив и всеми силами показывает свою непохожесть на обыденный мир, а для этого делает упор на чудесах, на контрасте обыденного и фантастичного. В сказке волшебник и говорящий волк – существа естественные, не вызывающие удивления, а фэнтези превращает их в удивительных, потрясающих созданий, хотя магия – тоже основа фэнтезийного мира. Чудеса фэнтези всегда щегольские. Они выставлены напоказ, и путь, который следует пройти герою, измеряется чудесами, которым он подивится. Притом испытания ему обычно посылаются простенькие, безыскусные, но поданные, словно на восточном базаре. Превращениями фантастического мира управляет магия, но иногда она выходит из-под контроля, и чтобы восстановить равновесие, фантастическому миру нужен герой извне. Отсюда, может быть, следует вывод о том, что мир фэнтези не способен к саморегуляции, зато в нем силу физического закона приобретает и воля, хотя это ясно уже из названия жанра. Словом, в детском кино фэнтези – это чаще всего волшебная сказка о том, как Иван-дурак за чудом ходил, рассказанная им самим.
Белорусский кинематограф увлекся фэнтези к концу 2000-х годов. Причин этому находится три: желание реанимировать детское кино, которое будет интересно детям, запоздалая попытка угнаться за «Гарри Поттером», ошеломительно прокатившимся по миру, и соблазн стать наконец современным, испытав возможности компьютерной графики. Фэнтези появилось в белорусском кино накануне важных перемен: «Беларусьфильм» отказался от пленки и перешел к цифровому кинопроизводству. Последней сняли на пленку драму Александра Колбышева «Волки» в 2009 году.
А в 2008 году на экран вышел первый игровой фильм режиссера-аниматора Елены Туровой «Новогодние приключения в июле», примечательный производственным рекордом: это первый белорусский фильм, в котором сцены с компьютерной графикой занимают две трети экранного времени. Для него на «Беларусьфильме» оборудовали спецпавильон и лабораторию спецэффектов, и с тех пор ни один белорусский детский фильм не обходится без глуповатых компьютерных чудес. Что принесли компьютерная графика и жанр фэнтези в мир детства, запечатленный белорусским кинематографом? Он окончательно расслоился на действительную реальность и фантастическую, спрятанную в ней, как ореховое ядрышко, и эта раздвоенность сохраняется до сих пор. Говорят, это влияние эпохи: двадцатый век – время распада целостного, в том числе целостного человека, он начинает жить в нескольких измерениях, и хотя бы одно из них
фантастично145.
В основе детского мира вновь появляется путь – вернее, появляется и скоро обрывается. Путь подчинен цели – спасению фантастического мира, который терпит бедствие. Для того чтобы спасти его, нужно обезвредить злодея и освободить захваченного в плен правителя. Фантастический мир подбрасывает герою испытания эффектные, но никогда не отходящие от простейших детских проверок на сообразительность и способность отличать добро от зла и, разумеется, от главного советского сюжета для героев-пионеров – свержения тирана. Особенно выделяется мотив судьбы и избранности, отзвук «Гарри Поттера» и «Властелина колец»: герои проходят путь не случайно, их выбирает для этого сам фантастический мир.
Так в «Новогодних приключениях в июле» тихоня Саша и хулиганка Даша, наследники или двойники давно выросших Маши и Вити, посреди лета отправляются спасать Деда Мороза от едкого Гала-вируса, который захватил фантастический новогодний мир и с помощниками Спамом и Глюком превращает его в хаос. Новый год под угрозой, спасти его может только волшебник Доктор Вебус. Искать его и отправляются Саша и Даша в сопровождении доброго Снеговика. С этого фильма в белорусском детском кино начинает действовать хорошо забытый или плохо вспомненный канон новогоднего утренника, описанный Светланой Леонтьевой (Маслинской)146. В «Новогодних приключениях в июле» он очевиден, в последующих фильмах – более заботливо замаскирован. Как новогодний утренник, фильм имеет в виду зрителей-дошкольников, хотя возраст главных героев адресует сюжет едва ли не семиклассникам, но нечеткость целевой аудитории – даже не просчет, а просто родимое пятно нового белорусского кино, мечтающего о