— Ну а вы что? — спросил он нас наконец. — Вам тоже надо придумать американские имена.

Он спросил, как нас зовут на китайском, потом сощурил один глаз, ухмыльнулся и сделал вид, что смотрит в воображаемый фотоаппарат, чтобы запечатлеть то, что видит в одном слове.

Так Хулань стала Хелен. Джимми Лю сказал, что Хелен — очень элегантное имя, но я подумала, что он выбрал его из-за сходства с ее собственным, настоящим. А я стала Уинни, и Джимми Лю сказал, что это счастливое имя, ведь оно так похоже на английский глагол win — «выиграть». Оба имени он записал для нас на листке бумаге.

И тут нас нашли мужья. Джимми Лю пожал Вэнь Фу и Цзяго руки, приветствовав их на американский лад. Если он и разочаровался, узнав, что я замужем, то тогда этого не показал, хотя довольно быстро нашел способ дать мне понять, какого мнения о моем муже.

Цзяго его жена показала свое американское имя. Но, водя пальцем по бумаге, будто читая, медленно, по слогам произносила прежнее, китайское: «Хулань, Ху-лань».

— А твое как? — спросил меня Вэнь Фу.

— Уинни, — ответила я.

— Неплохо, неплохо, — произнес муж и повернулся к Джимми: — Раз уж ты так щедр сегодня, то как насчет имен для меня и моего друга?

Джимми и им придумал имена. Цзяго он назвал Джеком, пояснив:

— Как Джек Лондон. Американец, известный своими приключениями и непростой судьбой.

— Джок! Джок! — несколько раз повторил Цзяго. — Мне очень нравится это имя!

Не став поправлять его, Джимми Лю записал Цзяго новое имя как «Джок». Джимми всегда был очень вежлив и никого не ставил в неловкое положение.

Для Вэнь Фу Джимми предложил имя Виктор:

— Это счастливое имя для пилота, и оно созвучно новому имени вашей жены.

Но мой муж потребовал, чтобы его имя было выдающимся, необычнее и значительнее, чем у всех остальных.

— Может, имя кого-нибудь из современных героев? — предложил Джимми Лю.

— Еще более выдающееся, — ответил Вэнь Фу.

— Имя человека, навсегда изменившего историю?

— Именно! — воскликнул муж. — Это мне подойдет.

— Тогда отныне ты — Иуда. И я не знаком ни с кем, кого звали бы так же.

— И-ю-у-дэ, И-ю-у-дэ! — повторил Вэнь Фу, пробуя слово на вкус. — Хорошее имя! И на слух приятное.

Цзяго и Хулань с ним согласились.

Я прикусила губу, вспомнив, кому принадлежало это имя: уроки монахинь не прошли даром. Джимми, заметив, что я старательно сдерживаю смех, довольно ухмыльнулся, как мальчишка.

Он записал новое имя Вэнь Фу и сказал:

— Эта песня, которую сейчас поставили, называется «Лунная серенада», ее очень любят в Америке. Не будешь ли ты так добр и не разрешишь ли мне потанцевать с твоей женой?

И, не дав моему мужу возможности возразить, а мне — запротестовать, ведь я была босиком, он увлек меня за собой. Я сама не заметила, как закружилась в руках Джимми Лю, вдали от нахмурившегося Вэнь Фу, среди счастливых танцующих. Джимми был хорошим танцором, почти таким же, как Минь.

— Зачем ты дал ему такое имя? Это очень нехорошо! — шутливо пожурила я его. — Теперь он рассердится на меня.

Джимми засмеялся:

— У него что, нет чувства юмора?

— Только если шутит он сам.

— Ох, я поступил плохо! — стал сокрушаться Джимми.

— Просто ужасно, — согласилась я.

И тут он мне подмигнул. Я хлопнула его по плечу. Тогда он в танце откинул меня назад и засмеялся, и я засмеялась тоже. Это еще была не любовь, но уже опасно близко к ней. Потом Джимми аккуратно раскрутил меня в сторону, и передо мной предстало зрелище такое ужасное, что я лишилась слов.

Я увидела сумасшедшую учительницу в голубом платье — половина брови размазана по лицу, глаза полуприкрыты. Она, будто сомнамбула, двигалась в объятиях американского пилота, который, раскрутив, передал ее другому, и оба летчика рассмеялись. Новый партнер в свою очередь раскрутил учительницу и передал ее кому-то еще. Я не могла отвести от нее взгляд. История, рассказанная Хулань, внезапно обрела реальность. И страшнее всего, что в этой несчастной я увидела себя. Вот она, женщина, отрекшаяся от мужа и унизившая его, а теперь сама унизившаяся гораздо больше. И я ничем не лучше ее. Я позволила американцу насмехаться над моим мужем и теперь, босая, танцевала с этим шутником, позволяя вертеть собой как ему заблагорассудится!

Я прервала танец, заявив Джимми Лю, что я усталая замужняя женщина, и ушла, оставив его посреди танцпола. Я не думала, что когда-либо увижу его еще.

К тому времени, как я нашла Вэнь Фу, было уже поздно.

Как только мы вернулись домой, муж излил на меня свою злость. Нет, не за то, что Джимми Лю нарек его Иудой, — прошло немало лет, прежде чем он узнал, как над ним подшутили. Тем вечером Вэнь Фу был зол потому, что я танцевала с американцем. Кто-то из пилотов пошутил при моем муже, что американские добровольцы не только победили японцев, но и завоевали наших женщин.

Я не удивилась его гневу, я была готова к нему. В нашей комнате на втором этаже Вэнь Фу проклинал меня и поносил словами, которые и так не сходили у него с языка все время нашего брака: «Шлюха! Демоница! Предательница!» Из его рта разило виски. Я не протестовала, но и не показывала испуга. Просто не обращала внимания на оскорбления.

Вдруг он схватил меня за волосы и бросил на пол.

— Хочешь быть шлюхой? проорал он.

Я дам тебе такую возможность.

Вэнь Фу подошел к столу и вынул что-то из ящика. Потом бросил мне лист бумаги, ручку и чернильницу.

— Вот теперь я с тобой развожусь, — сказал он. — Запиши это: «Мой муж со мной разводится».

Когда я подняла на него взгляд, то увидела, что он целится мне в голову из пистолета, безумно улыба-ясь.

— Бесполезно! Нашему браку конец, — сказал Вэнь Фу. — И если ты не напишешь что велено, я тебя убью.

Неужели он считал меня такой глупой? Он думал, что мне страшно, но я не боялась. Думал, что принуждает меня к разводу, но здесь ему не надо было применять силу. Наоборот, я сочла, что мне удивительно повезло. Я быстро писала. Еще бы мне не писать! Кровь стучала в жилах, и мысли скакали одна быстрее другой в предчувствии, что я скоро обрету свободу. Я написала дату и свое имя. Под бумагой я оставила три места для подписей: для него и двух свидетелей. Я дважды проверила весь