Но тоже с вырезанным носком.

Вот только качеством эти, современные, туфли лучше, чем те, которые я надела на первые в своей жизни американские танцы и в которых танцевала, когда впервые влюбилась.

Это произошло, когда в Куньмин прибыли «Летающие тигры»[17]. Правда, тогда их называли ГАВ, сокращенно от «Группы американских волонтеров».

А кое-кто именовал их «Летающими акулами», потому что на носах своих самолетов пилоты рисовали острые акульи зубы. Позже кто-то решил, что это не акульи, а тигриные зубы, так и пошло. Теперь ты знаешь, как они получили название «Летающие тигры». По ошибке.

В общем, нас пригласили на американские танцы, посвященные победе. В тот день Хулань рассказывала мне о китайской учительнице, которая сошла с ума, бросила своего мужа и теперь хотела переспать со всеми американскими летчиками, женатыми, холостыми, старыми или молодыми. Ей было все равно, с кем.

— И она прямо так и заявляет! — недоумевала Хулань. — И это китайская женщина! Честное слово! Все говорят, что после победы американцев она заболела и публично отреклась от мужа. Кто знает, что это за болезнь? Но теперь она сходит с ума по сексу, не может перестать о нем болтать. Она очень старая, ей лет тридцать. И совсем даже не хорошенькая!

Хулань сказала, что сумасшедшая учительница тоже будет на танцах, которые проводит Американский клуб. На эту свою вечеринку американцы пригласили китайских пилотов вместе с женами и подружками. Конечно же, нам захотелось пойти! На этих танцах должны были быть музыка, граммофон с пластинками, много еды и пунш с виски — на вкус он не отличался от лимонада, но от него все плясали как безумные.

Прекрасно помню ту танцевальную вечеринку. Ее устроили в рождественскую пору 1941-го, через три дня после того, как японцы снова направили бомбардировщики на Куньмин. Но на этот раз самолеты американских добровольцев прогнали их прочь. Это была большая победа! Первая за долгие годы! Все выбежали на улицы, кричали и приветствовали американские истребители с острыми акульими зубами на носах. Вокруг взрывались праздничные петарды, били барабаны и гудели рожки, словно уже наступил Новый год. Так что, возможно, мы все слегка помешались из-за американцев, не только та несчастная учительница.

Стоило нам подойти к Американскому клубу, как до нас донеслась громкая музыка. Это была та самая песня, которой меня когда-то учила Минь, — «Воздушная почта», — очень живая и с быстрым темпом. Вэнь Фу защелкал пальцами, улыбаясь тому, что видел перед собой. Там уже танцевали: девушки цокали высокими каблучками, американцы мягко шаркали по полу тяжелыми ботинками. Очень приятные звуки!

Я бы не догадалась, кто тут та самая учительница, потому что на вечеринке было много сумасшедших китайских девушек: студенток, учителей, медсестер и других. Они слетелись со всех концов страны — так сильно хотели потанцевать с американцами! Кто знает, как они прознали про эту вечеринку? И кто знает, откуда они взяли все эти платья в западном стиле: розовые, зеленые, желтые? Некоторые украшали вышитые цветы, у многих были широкие юбки, и ничего сверху! Плечи и руки ничто не прикрывало!

И вот эти девушки танцевали с высокими иностранцами, примеряли пилотки на только что завитые кудри и вообще вели себя крайне несдержанно.

На самом деле Американский клуб никаким клубом не был. Вечеринку устроили на большом складе, который днем американские добровольцы использовали для собраний. Цементный пол сиял, как полированный мрамор, потому что перед танцами его несколько раз покрыли воском. Скамейки были передвинуты к стенам, а на длинных столах мерцали свечи, которые мы зажигаем летом на улице, чтобы отогнать насекомых. В то время было трудно найти какие-то другие.

А на балках и вдоль всех стен американцы развесили бумажные украшения: деревья, леденцы, свечи и что-то еще, самых ярких цветов. Меня они не слишком заинтересовали, но Цзяго сказал, что это рождественские талисманы, сделанные миссионерами из Красного Креста и девочками из Янгона. Их специально переправили сюда самолетом через Бирманские горы. Мы знали, что это очень опасный маршрут, и его редко используют даже для доставки боеприпасов, поэтому взглянули на эти украшения новыми глазами и с уважением. Красный Крест прислал еще и рождественскую ель. Вэнь Фу сказал, что она самая настоящая, американская, и что он видел такую в журнале. Мне же дерево показалось таким же, как наши местные, только подстриженным в форме ели. Оно было украшено открытками, красными лентами, белыми шариками из хлопка и чем-то, походившим на отвердевшие семена белого лотоса, связанные между собой в длинную цепочку.

Поддеревом лежали сотни больших красных носков, шерстяных, которые можно носить, и в каждом из них был кусочек шоколада или длинная конфета, завернутая в блестящую бумагу и перевязанная лентой. Я знаю, что находилось внутри только потому, что Хулань прихватила с собой четыре носка, уверяя, что каждый раз американцы уговаривали ее взять еще один.

Вэнь Фу хвастался, что научился танцевать в ночных клубах Шанхая, еще много лет тому назад. Я видела, что он горит желанием блеснуть мастерством. Но вскоре я поняла, что он ничего не умеет! У него не было ни чувства ритма, ни техники, ни знания основных шагов. Его танец ничем не походил на движения Минь, ноги и руки которой извивались, как ветви на тихом ветру. Вэнь Фу раскручивал меня так резко, что я думала, что у меня оторвутся руки. И, наконец, дернул так сильно, что у меня сломался каблук, и я начала хромать, как раненая, у которой одна нога длиннее другой. Вэнь Фу спокойно дал мне ухромать в сторону.

Сидя на стуле, я смотрела, как муж подходит к группе девушек в красивых платьях и указывает на свою форму. Одна девушка начала хихикать. Я отвернулась. Мне не было никакого дела до его флирта.

А потом я увидела, как танцуют Цзяго и Хулань. Их плечи были прижаты друг к другу, но ноги Хулань развела широко в стороны. Цзяго прижимал к себе ее необъятную талию, иногда слегка встряхивая, будто надеясь заставить ее ноги двигаться в нужном направлении. Казалось, что он ее бранит, но она смеялась. Наблюдая за ними, я пыталась понять, исполнилось ли желание Хулань, стал ли Цзяго для нее настоящим мужем.

— Если бы мне пришлось танцевать, чтобы спасти мир, — сказала Хулань, упав на стул рядом со мной