матушки — она явно с вами не закончила. Кроме того, Евгений Александрович, — я переглянулся с Виктором, и тот кивнул, — вам предстоит объяснить нам, что это вчера было между вами и Аграфеной.

Глава 5

Черкасов, читавший какую-то бумажку, поднял на меня взгляд. Его лицо сохраняло спокойное выражение, но я заметил лёгкое напряжение в его глазах. Он отложил бумажку в сторону и вздохнул, словно готовился к долгому разговору.

— Алексей Иоаннович, — начал он сдержанно, — при всем уважении, Аграфена — взрослая женщина, и я не думаю, что должен отчитываться перед вами за свои действия.

Виктор кашлянул.

— Она нам как сестра, — перебил я, делая шаг ближе. — Если вы думаете, что можете использовать её или играть на её чувствах…

— Николаев, — спокойно, но твёрдо сказал Черкасов, — я ухаживаю за Аграфеной. Но принимать ли мои ухаживания — её выбор. Она вольна как одобрить это, так и отказать мне.

Я почувствовал, как напряжение в палате все нарастало. Еще немного — и приборы начали бы сбоить. Что-то в тоне Черкасова заставляло меня сомневаться.

Мои руки вспыхнули зелёным светом аномальной энергии. Экспедитор невольно вжался в подушку, его взгляд метнулся к моим рукам. Однако он быстро вернул самообладание.

Я наклонился ближе, пристально глядя ему в глаза. Атмосфера в палате накалилась до предела, воздух вокруг нас вдруг так сгустился, что стало трудно дышать.

— Слушайте меня внимательно, Евгений Александрович, — сказал я тихо, но не скрывая угрозы в голосе. — Я никому не позволю использовать Аграфену. Если вы играете с её чувствами, если вы её обидите… Даже если она проронит хоть одну слезу по вашей вине, я не посмотрю на ваши звёзды и должности в Четвёрке. Я сотру вас в порошок.

Виктор откинулся на подушку, прикрыл глаза и усмехнулся:

— Мой брат не лжет. Он действительно никому не даст ее в обиду.

Черкасов выдержал мой взгляд, но это далось ему тяжело. Его лицо оставалось непроницаемым, но я видел в его глазах проблеск понимания. Он знал, что я не шутил, и, судя по всему, адекватно оценивал степень угрозы.

— Я уважаю ваши чувства к Аграфене, Алексей Иоаннович, — медленно произнёс он. — Но повторяю: она вправе сама решать, что делать. Я не собираюсь ни принуждать ее, ни обманывать. Я честен с девушкой.

— Надеюсь, что так, — процедил я сквозь зубы, но отступил на шаг и погасил магическое свечение. Напряжение между нами не ослабло, и я решил, что нужно расставить все точки над «и».

Глубоко вдохнув, я добавил:

— Если вы хотите продолжать пользоваться расположением Аграфены, то должны делать это по всем правилам. С официальными визитами в наш дом, приглашая на мероприятия в публичные места. И если Аграфена согласится принять ваши ухаживания, то будьте готовы раскошелиться на кольцо с крупным самоцветом.

Я сделал паузу, позволяя своим словам повиснуть в воздухе, затем продолжил, ещё более серьёзно:

— А если вы разобьёте ей сердце, Евгений Александрович, то я разобью вам череп.

Черкасов кивнул. Его лицо оставалось серьёзным, но взгляд стал мягче. Он явно обдумывал мои слова. А затем улыбнулся.

— Что ж, приятно видеть, что у девушки, которая мне нравится, столь серьезные защитники. И я всецело вас понимаю, Алексей Иоаннович.

Напряжение в палате постепенно спало, но осадок остался. Он говорил с достоинством, но я всё равно чувствовал себя победителем в этом разговоре.

— Значит, мы друг друга поняли.

Я повернулся к своей кровати, намереваясь дать себе минуту, чтобы успокоить бурление энергии Искажения в крови. В этот момент Виктор приоткрыл глаза, его взгляд был слегка сонным, но полным понимания.

— Ты закончил? Или собираешься поставить ему ультиматум на следующий год? — спросил он с ленивой улыбкой.

Я обернулся и увидел его хитрый взгляд.

— Тебе лучше, Витя? — спросил я, подходя к его кровати, чтобы проверить его состояние.

— Думаю, получше, чем Евгению Александровичу, — ответил он с усмешкой.

Внутри меня ещё бушевал гнев, но я был уверен в одном: Аграфена заслуживала только самого лучшего, и я сделаю всё, чтобы этого добиться.

Обстановку разрядило появление Заболоцкого вместе с целой делегацией маголекарей. В один миг в палате стало невыносимо тесно и начало рябить в глазах от обилия белых халатов.

— Доброе утро, господа, — громко произнёс Заболоцкий и сделал свет поярче. — Как самочувствие, господа?

Я поднял голову с подушки и натянуто улыбнулся. Виктор, лежавший справа от меня, только что перевернулся набок. Черкасов, напротив, уже сидел, опираясь на подушки, но его уставший вид говорил о том, что ночь для него прошла нелегко.

— Доброе утро, Артем Юрьевич, — ответил я, наблюдая, как маголекари принялись окружать каждую из кроватей. — Как видите, пережили.

Заболоцкий усмехнулся и кивнул своей группе. Маголекари тут же приступили к работе: кто-то проверял приборы, фиксирующие наши показатели, кто-то осматривал записи и делал пометки в тетрадях. Палата наполнилась звуками жужжания приборов и шорохом бумаги.

— Начнём с вас, Алексей Иоаннович, — сказал Заболоцкий, подходя ближе. Его взгляд был цепким, как у хищника, готового разобрать добычу на части. — Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — ответил я, стараясь говорить спокойно. — Даже лучше, чем ожидал.

Он пристально смотрел на меня ещё несколько секунд, затем кивнул и начал диагностику. Его пальцы легко касались моей шеи, проверяя пульс, затем он внимательно осмотрел мои глаза, попросил сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. После этого он прикоснулся к моему плечу, где вчера ещё была глубокая рана. Сейчас там остался лишь лёгкий розовый шрам.

— Удивительно, — пробормотал он, отстраняясь. — На вас всё заживает как на собаке. Никогда не видел, чтобы эфир работал на столь высоких оборотах.

— Приятно слышать, — усмехнулся я. — Значит, выписываете сегодня?

Заболоцкий покачал головой.

— Нет, Алексей Иоаннович. Несмотря на ваше состояние, я хочу оставить вас ещё на три дня. Полное восстановление требует времени, и я хочу, чтобы вы просто отдохнули.

Я кивнул, понимая его логику. Три дня — не так уж много.

Следующим был Виктор. Заболоцкий подошёл к его кровати и, склонившись, внимательно изучил его лицо. Бледность на щеках сменилась лёгким румянцем, а дыхание стало ровным, хотя брат всё ещё выглядел измотанным.

— Как себя чувствуете, Виктор Иоаннович? — спросил Заболоцкий, осторожно касаясь его запястья.

—