его нельзя зачитать публично. Лоуренс понимал, что эти показания имеют лишь отдаленное отношение к сути обвинения, и был тверд: если защита не планирует оспаривать их, остальную часть показаний не нужно зачитывать в открытом слушании[1077].

* * *

Защита могла чувствовать, как судьи из западных союзнических стран постепенно теряют симпатию к СССР. Вечером того же дня Альфред Зайдль увидел свой шанс, когда Зимерс вызвал свидетелем защиты Редера бывшего статс-секретаря МИД Германии Эрнста фон Вайцзекера, – и воспользовался этим шансом. Зимерс допросил Вайцзекера о потоплении «Атении» в сентябре 1939 года и о политических последствиях этого события. Когда непосредственный допрос Вайцзекера завершился и другие адвокаты защиты получили возможность задать вопросы этому свидетелю, выступил Зайдль, размахивая пачкой бумаг. Он спросил Вайцзекера, заключались ли в августе 1939 года какие-либо договоры между Германией и СССР помимо Пакта о ненападении. Руденко громко запротестовал: Вайцзекера вызвали свидетелем для ответа на конкретные вопросы касательно Редера. Он заявил, что вопрос Зайдля не имеет отношения к делу Редера, и потребовал снять его[1078].

Эта последняя интрига с целью вытащить наружу секретные протоколы привела советских обвинителей в ярость, но не особенно удивила. Они знали, что Зайдль что-то затевает; ранее в тот же день он заходил в их кабинеты и завуалированно намекал на полученные им новые сведения. Руденко отказался с ним говорить. Зоря сказал ему пару любезных фраз, а потом выпроводил, заявив, что «такой разговор не имеет смысла»[1079]. Теперь Трибунал отклонил протест Руденко и, вопреки возражениям Никитченко, позволил Зайдлю задать его вопрос. Вайцзекер ответил утвердительно и объяснил, что определенные соглашения содержались «в одном секретном протоколе», который он читал в качестве статс-секретаря МИД Германии[1080].

Зайдль попытался вручить Вайцзекеру бумаги, которые держал, и объяснил, что бывший посол Гаус был совершенно уверен, что обсуждаемые соглашения точно воспроизведены в этом тексте. Лоуренс попросил Зайдля назвать документ, и тот ответил, что это текст секретных протоколов. Не тот ли это документ, что он уже пытался представить Трибуналу? – спросил Лоуренс. Зайдль ответил «да»; Трибунал тогда отказался принять документ, потому что Зайдль не желал раскрывать его «происхождение и источник». Зайдль объяснил, что больше не просит принять этот документ как доказательство. Он хочет лишь освежить память свидетеля при помощи документа и спросить, точно ли в нем воспроизведены секретные соглашения[1081].

Руденко снова возразил, что суд не должен заниматься изучением внешней политики союзных держав, и объявил документ Зайдля «подделкой». Зайдль парировал, что этот документ – существенная часть советско-германского Пакта о ненападении и непонятно, почему его нельзя показать свидетелю и попросить комментариев; обвинение тоже показывало документы свидетелям в ходе своих допросов. Напряжение возросло, когда Трибунал потребовал от Зайдля открыть, откуда к нему попал обсуждаемый документ. Зайдль ответил, что получил его несколько недель назад от некоего представителя союзников, который показался «абсолютно заслуживающим доверия», и что пообещал этому человеку не раскрывать его личность[1082].

Тогда Додд поддержал Руденко, возразив против использования этого документа на том основании, что его происхождение неизвестно. Но прежде чем Руденко осознал, что происходит, Додд выдвинул новое предложение. Почему бы не позволить Зайдлю прямо спросить Вайцзекера о содержании «так называемого соглашения»?[1083] Напоказ поддержав Руденко, Додд тут же открыл двери очередной дискуссии о советско-германском сотрудничестве. Очевидно, он сделал это намеренно. Додд сотрудничал с советским обвинением, когда чувствовал, что это соответствует американским интересам, – но жаждал разоблачить советское лицемерие.

Трибунал мог бы снять вообще этот вопрос, но не стал. Лоуренс разрешил Зайдлю спросить у Вайцзекера, что тот помнит из содержания договора. И Зайдль так и сделал. Все слушали Вайцзекера, пока тот рассказывал об «очень важном секретном приложении к Пакту о ненападении», где проводилась демаркационная линия между зонами влияния Германии и СССР. Затем он рассказал суду, что первоначальное секретное соглашение августа 1939 года было исправлено через месяц или два. Большая часть Литвы теперь вошла в советскую сферу интересов, а заметно большая часть Польши – в германскую. Определяли ли секретные протоколы будущее Польши? – спросил Зайдль, уже зная ответ. Вайцзекер ответил, что определяли[1084].

Затем Лоуренс спросил Вайцзекера, видел ли тот оригинал секретного договора. Вайцзекер объяснил, что видел фотостат оригинала и, весьма возможно, сам оригинал. У него все еще есть фотостат под замком в его личном сейфе. Распознает ли он копию секретного договора, если ему покажут ее? – спросил Лоуренс. «Несомненно», – ответил Вайцзекер. Трибунал ушел на перерыв, и, пока судьи совещались приватно, советские обвинители пережили сорок пять напряженных минут. Наконец Трибунал объявил решение: Зайдль не может показать документ свидетелю. У этого решения было два мотива. Во-первых, Зайдль все еще отказывался раскрыть свой источник. Во-вторых, сам документ теперь стал излишним, поскольку его содержание публично обсуждалось несколько раз. Никитченко победил, но к тому моменту это была во многом пиррова победа[1085].

Зайдль, потерпев фиаско с попыткой предъявить свою копию секретных протоколов как доказательство защиты, поделился ею с мировой прессой. 22 мая газета «Сент-Луис пост-диспэтч» опубликовала полный текст секретных протоколов и статью своего нюрнбергского корреспондента Ричарда Л. Стокса. В статью также вошел рассказ Риббентропа о том, как Германия и СССР вели дальнейшие переговоры о потенциальном военном союзе, но переговоры сорвались, когда Гитлер решительно отказал Сталину в его требованиях советской оккупации Финляндии, советского доминирования в Болгарии и советского контроля над Дарданеллами.

Как попал текст секретных протоколов в американскую газету? Стокс в статье раскрыл свой источник: Додд. По словам Стокса, Додд получил копию немецкого текста Зайдля и организовал ее перевод на английский[1086]. Один из главных американских обвинителей приложил все усилия для публикации документа о возможной причастности Советского Союза к преступлениям против мира.

Неясно, было ли разглашение Доддом секретных протоколов американскому журналисту частью общих усилий США поднять тревогу из-за коварства и агрессивности коммунистов. Неясно и то, знал ли о намерениях Додда Джексон, который по всей Европе вел разговоры с ясно выраженной целью поддержать американских союзников в борьбе с коммунистической экспансией. Вероятно, сыграли роль политические амбиции Додда и его моральное негодование против советских властей, про которых он в частных письмах писал, что они «не отличаются от нацистов»[1087]. СССР со своей стороны воспринимал это как действующий англо-американский антисоветский заговор.

Публикация секретных протоколов была очередным серьезным ударом по советскому обвинению. Плохо было уже то, что Трибунал позволил обвиняемым и их адвокатам раскрыть детали секретного советско-германского соглашения в зале суда, как и то, что эти детали