национальных меньшинств, утверждая, что вступили в войну ради защиты Польши и остальной Европы от немецкой тирании. И британцам, и французам было нелегко держаться этого нарратива с учетом их собственной истории колониализма и политики умиротворения Гитлера в Мюнхене. США, со своей стороны не испытавшие ни ужасов, ни унижений нацистской оккупации, претендовали на то, что спасли Европу от ее самой. А между тем подсудимые выдвигали свои контрнарративы. Они по-прежнему протестовали, заявляя, что вели себя точно так же, как державы-союзники, и что их судят только потому, что Германия проиграла.

Борьба за нарратив о войне возобновилась во Дворце юстиции утром понедельника 20 мая, когда начался перекрестный допрос Эриха Редера, одного из двоих подсудимых, привезенных в Нюрнберг советской стороной. Редер, которому теперь было семьдесят, служил главнокомандующим немецким флотом с 1928 года до своей отставки в январе 1943 года. В последние дни войны он был взят в плен советскими войсками в Берлине, интернирован в лагерь НКВД для военнопленных, а затем перевезен вместе с женой в загородный дом НКВД под Москвой. Редер, владевший русским языком, предложил СССР свои услуги военно-морского консультанта и стратега. В августе 1945 года он написал для НКВД длинный меморандум, где перечислил недостатки нацистского руководства; советские чиновники стали называть этот документ «московскими показаниями». 15 октября несколько офицеров Смерша препроводили Редера в Берлин, уверив его, что скоро тот вернется в Москву. 18 октября он узнал, что обвиняется в военных преступлениях. Через несколько дней его отвезли в американскую зону и заключили в нюрнбергскую тюрьму[1072].

Обвинение поставило Редеру в вину нарушение Версальского договора в форме воссоздания немецкого военно-морского флота, участие в заговорщическом плане вторжения в Норвегию, а также планирование и ведение морской войны против Советского Союза. 15 мая Редер начал свою защиту с заявления, что Германия строила флот с оборонительными целями и что все нарушения Версальского договора были «незначительными». Его адвокат Вальтер Зимерс настаивал, что не каждое нарушение договора – военное преступление. Решающий фактор – совершается ли нарушение с целью ведения агрессивной войны. Далее Зимерс заявил, что политика и союзников, и Германии была нацелена на «национальное самосохранение» – и что это признанный принцип международного права. В доказательство намерений союзников он предъявил «Белую книгу» с союзническими документами, согласно которым Британия и Франция замышляли вторжения в Норвегию и другие нейтральные страны. Вопреки протестам обвинителей многие из этих документов были приобщены к делу. В свои первые дни на свидетельской трибуне Редер также воспользовался случаем дистанцироваться от действий Гитлера. Он рассказал суду, что пытался отговорить Гитлера от вторжения в Россию, доказывая, что будет «аморально» нарушить Пакт о ненападении[1073].

Редера не сломали и не запугали месяцы в советском плену; напротив, он был горд и дерзок. На вопросы Максуэлл-Файфа о планах Германии нарушить нейтралитет Бельгии Редер ответил встречными обвинениями. Он показал, что в начале весны 1940 года Гитлер получил данные разведки о том, что Бельгия готовится пригласить британские и французские войска и не останется нейтральной – именно этим и было вызвано немецкое вторжение. Редер так же стоял на своем и тогда, когда Максуэлл-Файф недоверчиво спросил, действительно ли тот верил, что Великобритания планирует оккупировать Норвегию. Редер ответил: «У нас было столько информации об этом, что я не мог усомниться». Максуэлл-Файф, несомненно, знал, что британское правительство действительно рассматривало возможность оккупации Норвегии, учитывая, что он включил этот вопрос в список запретных тем, которым поделился с Джексоном, Руденко и Дюбостом. Его целью было обесценить заявления защиты, выставив их в нелепом свете. Уверенные ответы Редера сорвали эту тактику[1074].

Покровский тоже не имел успеха, когда попытался оспорить заявления Редера о том, что тот выступал за мирные отношения с Советским Союзом. Разве Редер не знал в 1940 году, что Гитлер планирует напасть на Россию? Редер ответил «нет». Гитлер не говорил, что хочет воевать, – говорил только, что немецкая армия должна быть «готова». Тогда Покровский вручил Редеру фрагмент его «московских показаний» и попросил зачитать вслух. В подчеркнутом фрагменте Редер назвал «пропагандой» официальные заявления МИД Германии и Верховного командования, обвинявшие Москву в нарушении Пакта о ненападении, якобы приведшем к войне. Если Редер видел эту ложь насквозь и не соглашался с направлением гитлеровской внешней политики, почему он не подал в отставку раньше? Редер ответил: несмотря на то что операция «Барбаросса» возмущала его совесть, он «как главный человек в ВМФ» не мог просто уйти в начале войны. Это было бы «не по-солдатски»[1075].

Советское обвинение давно хотело использовать «московские показания» Редера, чтобы доставить неудобства защите и расколоть ее. И вот Покровский предъявил Трибуналу массу цитат, в которых Редер описывал других подсудимых в самых нелестных выражениях. Покровский зачитал вслух отрывок о Геринге: «Его главными особенностями были невообразимое тщеславие и непомерные амбиции». Затем он зачитал редеровскую характеристику Дёница, якобы имевшего «сильную политическую склонность к Партии». Тут вмешался судья Лоуренс. Он сказал, что судьи могут и сами прочитать оставшиеся отрывки, если Редер подтвердит, что написал их. Покровский попытался перейти к редеровским описаниям Кейтеля и Йодля, но Зимерс попросил представить в Трибунал весь этот документ для приватного изучения. Судьи согласились.

Покровский был явно разочарован, как и американский помощник обвинителя Додд. Оба рассчитывали на зрелище. Додд попытался спасти ситуацию, предложив Трибуналу разослать копии показаний Редера всем адвокатам защиты. Он провокационно заметил, что других подсудимых «может ожидать сюрприз». Судьи дали согласие. Позже тем же вечером Редер признался американскому тюремному психологу Гильберту, что никогда не думал, что его личные размышления смогут использовать на процессе о военных преступлениях, тем более на таком, где он сам будет подсудимым[1076].

На другое утро Покровский опять попросил у Трибунала разрешения зачитать для протокола фрагменты показаний Редера, касающиеся Дёница, Кейтеля и Йодля. Зимерс выступил решительно против. Он сказал, что прочел показания полностью и не намерен задавать своему клиенту никаких вопросов о них. Обвинение не отступало. Додд заявил: этот документ необходимо зачитать, пока Редер дает показания, чтобы адвокаты других упомянутых в нем подсудимых могли тут же его допросить. Разумеется, именно этого и старалась избежать защита. Зимерс заверил судей, что никто из защитников не желает допрашивать Редера по поводу этого документа. Додд и Покровский стояли на своем. Додд выказал уважение к нежеланию подсудимых выносить на публику эти показания, но предупредил, что поднятые в них вопросы в будущем станут тормозить процесс. Покровский настаивал, что советское обвинение придает этому документу большую важность и не понимает, почему