Гэдж смотрел в землю — мрачный, насупленный и нахохлившийся, точно застигнутый ранним морозцем молодой птах. Не слышал мага — вернее, не хотел слышать. По-прежнему хранил презрительное молчание.

Гэндальф оглянулся на начальника заставы.

— Вели его освободить, Фаундил.

Эльф медлил.

— Он пойман как шпион, Митрандир. — Голос его был суров и непреклонен. — Я либо должен подвергнуть его немедленному допросу с пристрастием, либо, в случае чрезвычайных обстоятельств, отправить в Карас-Галадхэн… связанным, с кляпом во рту и под надежной охраной. Слышишь, орк?

— Чего же до сих пор не отправил? — устало спросил Гэндальф.

— Отправил бы… если бы через час ты за ним не явился. — Фаундил вздохнул. — Я так ему и сказал. Но ты… успел. Ещё несколько минут осталось в запасе. — Он кивнул на стоявшие под деревом песочные часы, в верхней колбе которых еще темнело немного неосыпавшегося песка.

— У меня подорожная, — Гэндальф достал грамоту, развернул и предъявил Фаундилу. — Подписана Келеборном. Гэдж волен идти на все четыре.

Фаундил пробежал бумагу глазами.

— Что ж… в общем, я этого ждал. И рад, что все разрешилось благополучно. — Он кивнул одному из своих подчиненных. — Отпустите пленника, Леарнас, и верните ему его вещи.

Гэджа развязали. Он поднялся и стоял, разминая запястья, не глядя на Гэндальфа, устремив невидящий взгляд куда-то в пространство, по-прежнему хладный и ко всему безучастный — только подбородок у него мелко, едва заметно дрожал, и он судорожно прикусывал нижнюю губу, чтобы скрыть эту жалкую постыдную дрожь.

— Идем, — сухо сказал волшебник.

* * *

Вдоль южного берега реки Келебрант тянулось светлое, пронизанное вечерним солнцем буйное разнотравье и разнолесье.

— Нам нужно переправиться на восточный берег Андуина, — негромко произнес Гэндальф.

Орк будто не слышал.

Он шел впереди. Шагал быстро, забирая к западу, в сторону гор — шел, глядя прямо перед собой, не замечая мага, ровно и размеренно, точно заговоренный. Таким шагом он, неприхотливый и выносливый, как все уруки, мог идти и день, и другой, и третий, перекусывая на ходу и останавливаясь лишь для того, чтобы передремать полчаса. Гэндальф, тяжело опираясь на посох, брел за ним следом, проклиная всех на свете безмозглых орков в целом и упертых в тупой угол пятнадцатилетних мальчишек в частности. Какого лешего, спрашивал он себя, я тащусь вслед за этим неблагодарным балбесом, вместо того, чтобы плюнуть наконец на него и его дурацкие выкрутасы и со спокойной душой направиться в совершенно противоположную сторону?

— Остановись, дурень, куда ты так бежишь? — с досадой сказал Гэндальф ему в спину. — Нам надо идти к берегу Андуина. Келеборн согласился предоставить нам лодку, но к вечеру нам необходимо быть в устье реки Келебрант… Ты слышишь меня?

Гэдж не остановился, не обернулся, не ответил, ничем не показал того, что вообще принял слова спутника к сведению. Он не произнес ни слова с тех пор, как они пересекли границу эльфийской страны, и нарушать холодное враждебное молчание явно был не намерен. Гэндальфа для него словно не существовало.

Волшебник мысленно выбранился. Это отстраненное и необъяснимое, поистине орочье мальчишеское упрямство начинало выводить его из себя.

— В чем дело, Гэдж? Почему бы нам не поговорить наконец спокойно и разумно, как это и подобает двум взрослым людям — а не играть в молчанку и не изображать царственное неприступное презрение? Не заставляй меня окончательно в тебе разочаровываться.

Гэдж молчал, мрачно топал вперед, не разбирая дороги. Спина его выражала холодную безучастную неприязнь. Здесь, к югу от реки Келебрант, лес был обычный, смешанный, не переполненный эльфийской благодатью и не особенно густой: соседствовали друг с другом угрюмые дубы, легкомысленные осины, кривые ветлы, лохматые вязы, неряшливые грабы. Лежали на траве пятна света и тени, металась по ветвям рыжая белка, с любопытством разглядывая путников, где-то в глубине рощи с размеренностью часового механизма подавала голос кукушка…

— Я не собираюсь ни шпионить за тобой, ни лезть в твою жизнь, ни посягать на твою… самостоятельность, — после небольшой паузы негромко добавил Гэндальф. — Я просто хочу уберечь тебя от тех глупых ошибок, которые ты, я вижу, овамо и семо намерен совершить…

Орк остановился. Рывком — будто натолкнулся на невидимую стену. Дёрнул плечом и процедил глухо и злобно, по-прежнему не поворачивая головы:

— Хватит! Ну до чего же ты меня достал, старый пень… Ох, и достал! Долго ты еще будешь меня пасти? Вьется и вьется над душой, зудит, будто муха… Неужели я представляю собой такой уж смачный кусок навоза?

— Не знал, — спокойно заметил Гэндальф, — что ты так невысоко себя ценишь.

Орк резко обернулся.

— А что, — спросил он, — разве ты и твои дружки-чистоплюи не воротите от меня ваши аристократические носы? Я, по-видимому, недостаточно отвечаю вашим высоким требованиям? — Он шагнул к магу, нагнув голову и набычившись, глядя исподлобья, вызывающе и угрюмо. — Я же просил тебя оставить меня в покое! Какого лешего ты опять за мной увязался?

— Я не «увязался», Гэдж. — Гэндальф намеренно старался говорить подчеркнуто ровно и твердо, не позволяя себе повышенных тонов. — Я всего-навсего хотел обсудить с тобой дальнейшие планы, мирно, спокойно и разумно, поэтому умерь-ка свой пыл, дружище… или я вправе буду считать, что Саруман и в самом деле не научил тебя даже простейшему вежеству.

— Да сдался вам всем этот Саруман! — яростно процедил орк. — По крайней мере, он не таскался за мной по пятам, прикидываясь лучшим другом и выжидая момента, чтобы всадить мне нож в спину!

В волшебника будто плеснули кипятком.

— Ах вот оно как, — пробормотал он. Ладони его разом вспотели.

— Да, вот так! — Гэдж свирепо зарычал. Белка, крутившаяся в ветвях дерева над его головой, испуганно порскнула прочь. Кукушка, отсыпав кому-то полтора десятка лет жизни, в смятении умолкла.

Гэндальф провел рукой по лицу. Спокойно, сказал он себе. Этот глупый мальчишка не отдаёт себе отчёта в своих словах… Не позволяй ему втянуть тебя в ссору…

— Так, так, — медленно произнес он. — Наконец-то кое-что прояснилось. Ты, я вижу, окончательно уверовал, будто я притащил тебя в Лориэн с единственным и определенным умыслом — отдать на потеху эльфам… верно, Гэдж? — Он едва сдерживал негодование, тугим и горячим комом вставшее в горле. — Да какая муха тебя укусила? Ты как-то странно, искаженно все воспринимаешь — будто сквозь кривое зеркало. Моё участие тебе представляется назойливостью, моё желание помочь — попыткой навязать тебе свою волю, а мою нечаянную ошибку ты склонен расценивать как… заведомое предательство?

— Да пошел ты…