паровозом, отвечающим, в свою очередь, повышенным требованиям. Паровозы, имея известное «плечо», на пути следования могли неоднократно меняться. Вагоны были постоянными на данном маршруте, хотя и здесь, в зависимости от ширины колеи, «тележки» были сменными. Вагоны, составляющие Императорские поезда, могли находиться в Санкт-Петербурге, Москве, Курске, в Крыму, в Польше, в Финляндии»[745].

Вагоны императорского поезда были выкрашены в синий цвет с золотой полосой по линии подоконников. Верхние части окон были украшены золочеными двуглавыми орлами. Крыши вагонов имели светло-серый цвет. Рельефно выделялись бронзовые головки входных поручней[746].

Начальник канцелярии министерства Двора генерал А. А. Мосолов вспоминал: «В первом вагоне находился конвой и прислуга. Как только поезд останавливался, часовые бегом занимали свои места у вагонов Их Величеств. Во втором вагоне находились кухня и помещения для метрдотеля и поваров. Третий вагон представлял собой столовую красного дерева; треть этого вагона отведена была под гостиную с тяжелыми драпировками и мебелью, обитую бархатным штофом; там же стояло пианино. Четвертый вагон пересекался во всю ширину коридором и был предназначен для Их Величеств. Первое купе представляло собой гостиную Государыни серо-лиловых тонов. Если Императрицы не было в поезде, купе это закрывалось на ключ. В пятом вагоне находилась детская. Шестой вагон отводился свите. Комфорт был обеспечен, конечно, полностью. На каждой двери была рамка для помещения визитной карточки. Одно купе всегда было свободным: в него помещали лиц, представлявшихся Их Величествам в пути и почему-то оставляемых в поезде. Седьмой вагон предназначался для багажа, а в восьмом находились инспектор Высочайших поездов, комендант поезда, прислуга свиты, доктор и аптека. Вагоны освещались электричеством, обогревались паровым отоплением, в каждом купе был телефон. У изголовья дивана находилась ручка стоп-крана. В тамбуре вагона круглосуточно дежурил кондуктор»[747].

Во время Мировой войны императорский поезд использовался в сокращенном составе. Флигель-адъютант полковник А. А. Мордвинов вспоминал, что с началом войны «Императорский поезд был невелик. Он состоял в центре из вагона Его Величества, где находились спальня и кабинет Государя; рядом — свитский, с одной стороны, а с другой — вагон-столовая. Далее шла кухня с буфетом, вагон с военно-походной канцелярией и последний вагон, где помещались железнодорожные инженеры и начальник той дороги, по которой следовал поезд»[748].

В маршруте чётко указывалось время и место отправления со станции отбытия и прибытия поезда на станцию назначения. Кроме того, в маршруте обязательно указывались все населённые пункты, где будет останавливаться императорский проезд, с точным указанием времени прибытия в населённый пункт и отбытия из населённого пункта. Маршрут разрабатывался в ведомстве дворцового коменданта, после чего направлялся со специальным уведомлением директору Департамента полиции, для принятия им мер безопасности во время следования императорского поезда по указанному маршруту. Вот одна из таких сопроводительных записок, посланных дворцовым комендантом В. Н. Воейковым тогдашнему директору Департамента полиции В. А. Брюн-де-Сен-Ипполиту в 1915 году: «Срочно. Секретно. Свиты Его Величества генерал-майор Воейков, свидетельствуя совершенное почтение Его Превосходительству Валентину Анатольевичу, имеет честь препроводить при сем маршрут следования собственного Его Императорского Величества поезда»[749].

Безопасность маршрута императорского поезда обеспечивалась военнослужащими Собственного Его Императорского Величества 1-го Железнодорожного полка под командованием генерал-майора С. А. Цабеля. По пути следования поезда активизировалась работа секретной агентуры, определялась так называемая полоса отчуждения от железнодорожного полотна расстоянием в 100 метров, проникать на которую посторонним лицам без надлежащего пропуска запрещалось. В каждом крупном городе, где останавливался императорский поезд, Государя встречали: местный губернатор, местные власти и представители сословий, а кроме того, начальник Губернского жандармского управления. Губернатор и начальник ГЖУ представлялись царю и делали ему специальные доклады. После того, как императорский поезд покидал территорию того или иного жандармского управления, его начальник посылал в Департамент полиции соответствующую телеграмму. Вот одна из них: «Поезд литера «А» проследовал район управления своевременно и благополучно. Полковник Тимофеев»[750].

Когда поезд прибывал на конечную станцию, соответственно начальник ГЖУ направлял телеграмму в Департамент подобного рода: «23-го три тридцать изволил благополучно прибыть в Могилёв Государь Император»[751].

Мы остановились столь подробно на порядке следования императорского поезда в том числе и потому, что в последние две поездки императора Николая II (из Царского Села в Ставку и неудачную из Могилёва в Петроград) этот порядок либо совершался с существенными отклонениями, либо не осуществлялся вообще.

Начнём с маршрута императорского поезда из Царского Села в Могилёв в феврале 1917 года. Отметим, что Вязьма, Смоленск, Орша и Могилёв относились к Александровской железной дороге. Именно через эту дорогу лежал самый быстрый путь в Ставку через Витебск и Оршу. Царский же поезд пошёл как бы в объезд через Бологое. Ранее в официальных маршрутах императора Николая II в Ставку Бологое, Вязьма и Смоленск не указывались. Вот, например, один из маршрутов «следования Его Императорского Величества от Царского Села до Могилёва» за 1915 год: «Царское Село — 22 часа. Дно — 4.03 утра. Орша — 13.40. Могилёв — 15.30»[752]. Царский поезд проводил в пути от Царского Села до Могилёва 17 часов 30 минут[753].

Однако во время своей последней поездки император провёл в пути, если брать за основу камер-фурьерский журнал, 25 часов 30 минут (выезд в 14–00 22-го февраля, прибытие 15 часов 30 минут 23-го февраля). То есть на 8 часов больше! Чем было вызвано столь большое опоздание? Более длинным маршрутом? Но ведь Государь так торопился в Ставку. Может быть, снежными заносами, которые были не редкостью на российских железных дорогах, или иными непредвиденными обстоятельствами? Но ни в дневнике Николая II, ни в воспоминаниях очевидцев ни о чём таком не говорится. Дубенский прямо заявляет: «Весь наш путь прошёл совершенно обычным порядком, всюду было спокойно»[754].

22-го февраля в 20 часов 50 минут царский поезд прибыл в Бологое. Оттуда Государь отправил императрице телеграмму № 205. Телеграмма была подана из Бологого в 20 часов 55 минут, получена в Царском Селе в 21 час 17 минут: «Её Величеству. Едем хорошо. Мысленно со всеми. Одиноко и скучно. Очень благодарю за письма. Обнимаю всех. Покойной ночи. Ники»[755].

В телеграмме Государя говорится о каких-то письмах. Но, судя по имеющимся у нас документам, 22-го февраля, то есть в день отъезда Николая II в Ставку, императрица написала супругу только одно письмо № 644. Здесь возникает, конечно, вопрос: зачем императрице понадобилось срочно писать мужу письмо, если они только что расстались? Тем более что в самом письме нет ничего сверхважного: всё те же разговоры о сильной руке, о «нашем Друге» и т. п. Не может не поражать в письме следующая фраза: «Со станции я поезду прямо