Шрифт:
Закладка:
Из этого следует два вывода: 1) Гурко уехал в Петроград по согласованию с Алексеевым; 2) возвращение Алексеева в Ставку не было вызвано военной необходимостью (если даже план военной кампании он разрабатывал в Крыму). С какой же целью Алексеев прибыл в Могилёв, а Гурко выехал в Петроград? Поведение последнего в столице в февральские дни 1917 года представляется особенно любопытным.
Подруга императрицы Александры Федоровны Юлия Ден писала в своих мемуарах: «Государь намеревался остаться с семьей, но однажды утром, после аудиенции генералу Гурко, он неожиданно заявил:
— Завтра я уезжаю в Ставку.
Её Величество удивленно спросила:
— Неужели ты не можешь остаться с нами?
— Нет, — ответил Государь. — Я должен ехать»[709].
Из этих слов Ден выходит, что решение об отъезде в Ставку было принято Николаем II после аудиенции Гурко. Как известно, Государь выехал в Ставку 22-го февраля. Таким образом, из фразы «завтра я уезжаю в Ставку», получается, что аудиенция Гурко была дана Николаем II 21-го февраля. Но, во-первых, это не согласуется со сведениями Воейкова, который говорил, что царь сообщил ему о своём решении 19-го февраля, а во-вторых, ни в дневнике царя, ни в камер-фурьерском журнале за 21-е февраля 1917 года нет ни слова об этой встрече его с Гурко. Можно было бы предположить, что Ю. Ден ошиблась, и встречи с Гурко не было. Но такая встреча Николая II с Гурко всё же была, только не 21-го, а 13-го февраля. Николай II по поводу неё оставил в этот день следующую дневниковую запись: «13 февраля. Начало Великого Поста. С10 чясов] принял: Григоровича, Риттиха и Гурко. Последний меня задержал настолько, что я опоздал вовсе к службе»[710].
Что же такого сообщил Гурко царю, что так привлекло его внимание и заставило благочестивого Государя в первый день Великого Поста пропустить богослужение? Ответ на это нам даёт генерал А. И. Деникин, который в своих воспоминаниях сообщал, что на военном совещании 4 мая 1917 года Гурко делился своими воспоминаниями об этой встрече с Николаем II. «13 февраля с.г., — передаёт Деникин рассказ Гурко, — я долго убеждал бывшего царя дать ответственное министерство. Как последний козырь я выставил наше международное положение, отношение к нам союзников, указал на возможные последствия, но тогда моя карта была бита»[711].
Если перевести казуистику Гурко на нормальный язык, получается следующее: 13-го февраля 1917 года исполняющий обязанности начальника штаба требовал от Государя проведения политической реформы («Ответственного министерства») и шантажировал его в случае отказа прекращением военной помощи со стороны союзников или политическим их давлением. Для Николая II заявление Гурко было очень тревожным сигналом. Если до этого угрозы подобного рода исходили из уст пустого болтуна Родзянко да думской оппозиции, не имевших на самом деле никаких влиятельных рычагов для их осуществления, то теперь угроза исходила из уст второго человека в действующей армии. Царь не мог не понимать, что Гурко выражал не просто своё личное мнение, а мнение определённой и весьма влиятельной военной группы Ставки.
Это подтверждалось оперативными донесениями полиции и жандармерии, которые, конечно, были известны Государю. Так, 14-го января 1917 года начальник Минского ГЖУ сообщал директору Департамента полиции, что «есть версия, что войска под предводительством любимого ими великого князя Николая Николаевича произведут государственный переворот»[712].
Кроме этого в словах Гурко царь не мог не услышать ещё одну весьма опасную угрозу. Дело в том, что намёк Гурко о взаимодействии военной и думской оппозиции с западными союзниками не был пустым звуком. Гурко с 16-го января 1917 года самым тесным образом общался с представителями союзных делегаций в рамках Общесоюзной военной конференции в Петрограде. Генерал встречался и с такими «серыми кардиналами» заговора, как лорд Мильнер и разведчик Локкарт. Как мы помним, 20-го января 1917 года Мильнер встречался с Николаем II и фактически угрожал ему. Не исключено, и скорее всего так оно и было, что Гурко продолжил эти угрозы.
После встречи с Гурко Государь не мог не задуматься и о странном поведении этого генерала в последние месяцы. В этот период Гурко молча саботировал приказы императора. Так, Николай II приказал перевести в Петроград с фронта Гвардейский Экипаж. Но этот приказ был саботирован генералом Гурко, который отдал контрприказ и оставил Экипаж на фронте. Император Николай II вторично отдал приказ о переводе Гвардейского Экипажа в Петроград, и Гурко вторично, под предлогом карантина, задержал его неподалеку от Царского Села. Только после третьего приказа Императора Гвардейский Экипаж прибыл в Царское Село. То же самое произошло и с Уланами Его Величества.
В своих воспоминаниях А. А. Вырубова писала, что Государь «высказывал сожаление, что в Петрограде и Царском Селе нет настоящих кадровых войск (в Петрограде стояли резервные полки), и выражал желание, чтобы полки гвардии поочередно приходили в Царское Село на отдых, думаю, чтобы, в случае нужды, предохранить от грозящих беспорядков. Первый приказ последовал Гвардейскому Экипажу выступить с фронта в Царское Село, но почти сейчас же получил контрордер от временного начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала Гурко, заменившего больного генерала Алексеева. Насколько я помню, командир Экипажа испросил тогда дальнейших приказаний Государя через дворцового коменданта. Государь вторично приказал Гвардейскому Экипажу следовать в Царское Село, но, не доходя Царского, снова Экипаж был остановлен высшими властями под предлогом, кажется, карантина, и только после третьего приказания Его Величества прибыл в Царское Село. Государь вызвал и другие гвардейские части. Так, например, он приказал уланам Его Величества следовать в Царское. Но Государь рассказывал, что приехавший генерал Гурко под разными предлогами отклонил приказание Государя»[713].
«В половине февраля, — писал министр внутренних дел Протопопов, — Царь с неудовольствием сообщил мне, что приказал генералу В. И. Гурко прислать в Петроград уланский полк и казаков, но Гурко не выслал указанных частей, а командировал
