Больше недели прошло. И чем вообще думала? Что Тарановский ограничится простым «поговорим потом»? Да! На то и надеялась. Разве не ясно? Но в этом весь он. Как бы я повела себя на его месте? Сделала вид, что мне всё равно или проявила дружеское внимание? Конечно, проявила бы.

— Лидочка, ну наконец-то, — выглянул в прихожую папа, — а мы тут тебя уже заждались.

Я прошла за ним и с ходу оказалась под властью внимательных, тёмно-карих глаз. Серёжка скользнул по моей талии взглядом, задержался на ней дольше положенного, а потом поднялся на встречу, по-дружески расцеловав в обе щеки.

— Привет, Серёжа.

— Привет.

— Я же говорил, она скоро придет, — папа засуетился вокруг плиты, наливая мне только что заваренный чай.

— Я сейчас, только руки помою.

Черт. Вот о чем с ним говорить. Словно не старый друг пришел в гости, а абсолютно чужой человек, но знающий и видящий меня насквозь. Пока мыла руки, пыталась придумать логическое, нормальное объяснения своему положению. А он спросит. За этим и пришел.

Папа достал варенье, конфеты, мёд, не зная, чем угодить гостю. Серёга скромно поблагодарил, заявив, что не надолго и не успела я вздохнуть с облегчением, как поинтересовался, не будет ли отец  против, если он заберет меня на пару часиков. Дурачка кусок.

Вы бы видели в этот момент папу: он засиял, как начищенный медяк. У нас в семье царила атмосфера полного взаимопонимания и доверия. Отец никогда не читал мне нотаций и не контролировал каждый мой шаг. Единственным его условием было: я всегда должна предупредить, если задерживаюсь или собираюсь не ночевать дома. Но то, как Серёга спросил разрешения на общение со мной, возвысило его в глазах папы капитально. Буквально вознесло на пьедестал

— Тогда вы пейте чай, общайтесь, не буду вам мешать. — Он тут же ретировался, как я его не умоляла остаться, и как всегда в таких случаях сбежал к соседу.  

Я видела по его реакции, что он слегка растерян, насторожен и в то же время рад такому повороту событий. Отошла чуть в сторону, пропуская отца, и вопросительно посмотрела на Тарановского.

— Не смотри на меня так, — начал он, сделав глоток чая. — Ты как маленькая, не отвечаешь на телефонные звонки, не перезваниваешь. Что мне оставалось делать? В голову лез всякий бред.

Я устало упустила на стул, придвину к себе чашку.

— Всё в порядке.

— Ага. Я вижу. Бате когда собираешься сказать? И главное – что?

Я разозлилась. На работе – вынос мозга. Дома – тоже.

— Это мои проблемы. Тебя они никак не касаются. Серёж, — вздохнула, проследив за сменой его настроения, — мне и так не легко. Давай ещё и ты… Уж перед кем, перед кем, а перед тобой точно не буду оправдываться.

Он повел плечом, посмотрев в окно.

— А я и не прошу оправданий этих. Всего лишь хочу понять. Так что давай, собирайся.

— Куда?   

— Разве не слышала. Я разрешение на тебя получил. Поедем в кафе, посидим как нормальные люди, мороженное похряцаем. Я его лет сто как не ел. А потом презентую тебе свои хоромы.

Так он серьёзно? Я опасливо покосилась на сумку, в которой лежал сотовый. А в чем, собственно говоря, проблема? Мороженное это хорошо, даже когда за окном пасмурно и ветрено.

— А как же Наташа? Ну… она не будет против?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, словно собираясь с мыслями.

— Мы поссорились, — выдал в итоге, и я почувствовала вину. Это из-за меня. Точно. Мне бы тоже не понравилось увиденное. — В этом нет твоей вины, — от прикосновения мужской руки к своей ладони невольно вздрогнула. Хотела отдернуть, но он мгновенно сжал, удерживая. — Не бойся, Лида. Я не претендую на взаимность и вообще, ни на что не претендую, кроме дружбы. Правда. Я сразу понял, что ты влюблена в Студинского, так что оставил эту затею в далеком прошлом.

Блин… Паршивая ситуация. Паршивое состояние. Не хотелось становиться причиной чьих-то разногласий.

— Серёж, вы помиритесь, вот увидишь. Ссоры – это хорошо. Это значит, вы важны друг другу. Хорошо, что задевает и обижает несправедливость. Хуже, когда молчишь, смиряешься, принимаешь всё как должное, а потом выдаешь как обухом по голове, прожив не один год вместе. 

Он улыбнулся, откинувшись на спинку стула, и посмотрел на часы:

— Лид, а ну его, мои проблемы. И твои, кстати, тоже. Что мы сидим, как захудалые старперы и сопли дуем. У нас не так много времени. Пошевеливайся, если не хочешь, чтобы к двенадцати я превратился в крысу.

Не смотря на натянутые между нами отношения, я рассмеялась, окинув взглядом подмигнувшего друга, и вышла в спальню, чтобы сменить костюм на легкое трикотажное платье. Серёжка он такой, нигде не пропадет. Будет у него ещё таких Наташек целый вагон. Тимохина сразу заприметила, что любовью там и не пахнет, по крайней мере, со стороны Тарановского. А я, наивная, будучи самой втресканной по уши, во всем подряд видела прикосновение Амура.

— Куда едем? — поинтересовалась через десять минут, смутившись под загоревшимся взглядом.

Серёжка ждал меня у входной двери в наброшенной на плечи ветровке.

— В «Яблоньку».

— А нас туда впустят? Мы как-то по возрасту не кодируемся, — рассмеялась, вспомнив нашу любимую с детства кафешку.

— Впустят. Я договорился.

Что мне всегда нравилось в Тарановском – так это его способность быстро переключаться с одной темы на другую. Он никогда не ныл, не делал из мухи слона, быстро отходил от любой проблемы и имел невероятное чувство такта. Но даже он, не смотря на весёлый, игривый тон иногда словно проваливался в себя, выпадал из реальности, спрятав глубокую задумчивость за мимолетной, приправленной горечью улыбкой.

Я уже и забыла, когда в последний раз была с ним в кафе, чтобы вот так, как в старые времена, полакомиться малиновым пломбиром и посмеяться от души. 

— А помнишь, как мы ехали на моем мопеде, и тебя за язык укусила пчела? — нарыл он в глубинах памяти компромат на меня.

— Ха-ха, обхохочешься. Я, между прочим, тогда думала, что умру от нехватки воздуха, настолько опух язык. 

Тарановский не сдержался и заржал на всё кафе. Если так