Шрифт:
Закладка:
- Свёл жабу с гадюкой... - проворчал Синигава-младший, прижимая мобильник к уху. - Встретились две кровопийцы.
- Эй, на громкую ставь! - величаво потребовала Задира. - Я тебя знаю, ты тот ещё жулик.
Мерные гудки сопровождались похрустыванием голографических поленьев. Все трое молчали. Эрих Бартман нетерпеливо подрыгивал ножкой. В какой-то момент Нобуюки понадеялся, что отец не ответит на незнакомый номер, и Задира профукает своё действие в никуда. Да, в таком случае он бы долго упивался безнаказанностью, тем самым знатно её поддразнив. Стоило ему представить её возмущенную мордашку, как гудки прекратились.
- Алло, - безэмоционально произнёс Ютака.
- Алло, - эхом повторил Нобуюки.
Задира с Рё переглянулись и начали хихикать.
- Я слушаю вас, говорите.
- Пап, это я. Нобуюки.
- Сын? У тебя новый номер?
- Да не, я не со своего звоню. Слушай, тут такое дело... в общем, я... - он тряхнул волосами. - Я хотел бы признаться тебе, что я дурачок.
Ютака не разгневался. Не усмехнулся, не выругался, не бросил трубку. Тяжёлый вздох прозвучал так, словно в этом вздохе было заключено всё горе обречённого на пожизненное заключение узника.
- Понимаю тебя, сын... Да только я ещё больший дурак.
Нобуюки привстал с дивана - неожиданный ответа отца его ошеломил.
- В каком смысле?
- Ты был прав, сынок. Все эти годы ты был абсолютно прав... Прости, что я тебя не послушал... Я дурак... король дураков... - сказав это, Ютака разрыдался. Он всхлипывал и шмыгал носом, как побитый сверстниками мальчонка. Нобуюки молнией рванул к камину. Задира было дёрнулась за ним, но Рё взмахом руки остановила её; хлопая ресницами, они не шевелились и с немым трепетом наблюдали за происходящим.
- Пап, я не понимаю... - Синигава-младший подошёл вплотную к камину и упёрся лбом в стекло; плавные изгибы огня превратились в сеть мерцающих пикселей. - У тебя что-то произошло?.. Отец, не молчи.
- Я не молчу, сынок... я не молчу.
- Что стряслось? Говори!
- Т... Таке... Её... её больше нет... Мама... отправилась на небеса.
Услышав это, Нобуюки почувствовал в груди нарастающее покалывание. Горячее, словно он вдохнул раскалённого воздуха, и в то же время холодное, оно жгло его лёгкие изнутри. Огненные полигоны расплылись в контрастные пятна. Нобуюки подумал, что он лежит в наркотической отключке, и всё это ему мерещится. Да-да, такое с ним случалось, и не раз. Бэдтрип - страшная вещь, но пережить его не так уж и сложно. Лучше бы весь этот день оказался бэдтрипом. Неделя бэдтрипа. Нет, лучше сразу месяц. Надо лишь ухватиться за ниточку реальности, очнуться и убедиться, что всё хорошо. Позвонить отцу. Наведаться к нему на Люксон и вместе навестить маму. Заглянуть в сонник и выяснить, что может значить этот жуткий и столь правдоподобный кошмар.
- Ты ведь шутишь?.. - медленно произнёс Нобуюки. - Зачем ты так жёстко шутишь, пап?
Ютака судорожно вздохнул; удушающий плач сменился еле слышным скулежом.
- В... врачи констатировали смерть... ещё вчера...
- Пап, прекращай.
- Сынок, я звонил тебе, но ты был недоступен... Тело уже в похоронном бюро.
- Хватит! Остановись!.. Зачем ты это говоришь? Зачем?!
- Лети на Люксон, сын. Церемония прощания через три дня... Теперь у нас остались только мы. Только ты и я, Нуки... Только ты и я.
Душераздирающий вердикт отца сменился отрывистыми гудками. Нобуюки слушал их, пока связь не прекратилась, и экран смартфона не потух. Принятие происходящего топило его в болоте реальности постепенно. Вихрь мыслей превращался в леденящее торнадо; вина и обида, страх и скорбь, паника и отчаяние. Пересохшие губы сжались в нитку. Нобуюки знал, что рано или поздно этот момент настанет. Он не раз присутствовал на похоронах и неоднократно видел смерть собственными глазами. Он думал, что не огорчится, услыхав, что мама отправилась в лучший мир; в конце концов, она давно не с ними, а то, что с нею происходило последние годы - это не жизнь, и даже не её жалкое подобие. И он был прав - на какой-то краткий миг ему действительно стало легче. Да только лёгкость тут же сменилась ужасной, всепроникающей болью. Нобуюки и представить себе не мог, что ему станет жаль отца. Он и не подозревал, что слышать всхлипывающий папин голос будет так тяжело; он думал, что после всего пережитого эмоции отца будут ему безразличны, но слёзы жалости лились из его глаз ручьями - он мигом вспомнил их солоноватый привкус. Нобуюки представил его отчаяние; пропустил через себя всё его страдание, всё его горе. На лицо упрямо ползла гримаса улыбчивого плаксы. Нуки задался вопросом: почему человек плачет и смеётся с одинаковым выражением лица? Это печальное подобие улыбки, но всё-таки улыбки; что в ней кроется? Нобуюки было стыдно за себя и за всех людей, который плачут и смеются одновременно. Он пытался вдавить эту гримасу назад, в себя, внутрь, но она упрямым пауком ползла на его залитое слезами лицо.
- Нобуюки, мне... мне очень жаль, - неуверенно сказала Задира, уже успевшая вернуться в облик Феи. - Искренне соболезную.
- Я... тоже соболезную, - пробормотала Рё, до сих пор прижимая к груди подушку.
Нобуюки неторопливо подошёл к девушкам. Вернул смартфон Рё, смахнул слёзы рукавом халата.
- Почему ты не сказала мне? - спросил он, не глядя Фее в глаза; если бы голоса имели цвет, его голос выглядел бы совершенно бесцветным. - Вы же виделись с папой вчера вечером.
- Я не сказала, потому что сама не знала.
- Как ты могла не знать?
- Когда он нас встречал, всё было в порядке.
- В порядке? По-твоему, смерть жены тянет на «в порядке»?
- Он ничего не говорил про твою маму! Клянусь! Он минут десять пилил Тихоне мозги за неявку на саммит, но ни слова про...
Стены «Недотроги» вздрогнули. Боязливо зазвенели хрусталики люстр и зеркальные столики. Экран камина начал моргать и искажаться помехами. Компания стала озираться по сторонам; испуг овладел троицей в мгновение ока.
-
