Новая дружба была порочна с самого своего рождения. Здесь трудно точно установить факты или беспристрастно сообщить о них. 1 января 1766 года Гримм отправил своим клиентам следующее сообщение:

Жан-Жак Руссо въехал в Париж 17 декабря. На следующий день он прогуливался в Люксембургском саду в своем армянском костюме; поскольку никто не был предупрежден, никто не получил выгоды от этого зрелища. Месье принц де Конти поселил его в Храме, где этот армянин ежедневно проводит свой суд. Кроме того, он ежедневно в назначенный час прогуливается по бульварам возле своей резиденции.*… Вот письмо, которое обошло весь Париж во время его пребывания здесь и имело большой успех.98

В этот момент Гримм переписал письмо, якобы пришедшее к Руссо от Фридриха Великого. Оно было составлено как мистификация Руссо Горацием Уолполом. Пусть сам Уолпол расскажет об этом в своем письме к Х. С. Конвею от 2 января 1766 года:

Моя нынешняя слава связана с очень пустяковым сочинением, которое, однако, наделало невероятный шум. Однажды вечером я был у мадам Жеффрен, шутил над жеманством и противоречиями Руссо и сказал несколько вещей, которые их позабавили. Вернувшись домой, я записал их в письмо и на следующий день показал его Гельветию и Дуэ де Нивернуа; оно так понравилось им, что, указав мне на некоторые недостатки языка… они упросили меня дать его посмотреть. Как вы знаете, я охотно смеюсь над гопниками, политическими или литературными, пусть их таланты сколь угодно велики; я был не прочь. Копии распространились как лесной пожар, et me voici à la mode [и вот, я в моде]… Вот письмо [буквальный перевод с французского Уолпола]:

«Король Пруссии — М. Руссо: Мой дорогой Жан-Жак:

Вы отказались от Женевы, своей родины; вас прогнали из Швейцарии, страны, столь воспетой в ваших сочинениях; Франция выписала против вас ордер. Приходите ко мне; я восхищаюсь вашими талантами; меня забавляют ваши мечты, которые (заметим мимоходом) занимают вас слишком много и слишком долго. Наконец-то вы должны стать мудрым и счастливым. О вас уже достаточно говорили за особенности, не свойственные истинно великому человеку. Покажите своим врагам, что иногда у вас есть здравый смысл; это будет раздражать их, не причиняя вам вреда. Мои штаты предлагают вам мирное уединение; я желаю вам добра и хотел бы помочь вам, если вы найдете в этом пользу. Но если вы и дальше будете отвергать мою помощь, будьте уверены, что я никому об этом не скажу. Если вы упорно ломаете голову, пытаясь найти новые несчастья, выбирайте, какие пожелаете; я — король, и могу достать любые по вашему желанию; и — что, конечно, никогда не случится с вами среди ваших врагов — я перестану преследовать вас, когда вы перестанете находить свою славу в том, что вас преследуют.

Ваш добрый друг,

Фредерик».99

Уолпол никогда не встречался с Руссо. Его утонченный интеллект и унаследованное состояние не находили смысла в сочинениях Жан-Жака. Он знал о недостатках и глупостях Руссо по ужинам у мадам Жоффрен, где он встречался с Дидро и Гриммом. Он, вероятно, не подозревал, что Руссо, чувствительный до невроза, был близок к душевному краху в результате череды споров и несчастий. Если Уолпол знал об этом, то его jeu d'esprit был позорно жесток. Следует добавить, однако, что, когда Юм попросил у него совета в поисках пристанища для Руссо в Англии, Уолпол обязался оказать изгнаннику всяческое содействие.100

Знал ли Хьюм об этом письме? Очевидно, он присутствовал у мадам Жеффрин, когда оно было впервые придумано; его обвиняют в том, что он «принимал участие» в его составлении.101 Он писал маркизе де Брабантан 16 февраля 1766 года: «Единственная любезность, которую я позволил себе в связи с притворным письмом короля Пруссии, была сделана мной за обеденным столом лорда Оссори».102 3 января 1766 года Хьюм нанес прощальный визит обедающим у барона д'Хольбаха. Он рассказал им о своих надеждах освободить «маленького человека» от преследований и сделать его счастливым в Англии. Д'Гольбах был настроен скептически. «Мне жаль, — сказал он, — развеивать льстящие вам надежды и иллюзии, но я говорю вам, что пройдет совсем немного времени, и вы будете жестоко обмануты. Вы не знаете своего человека. Говорю вам прямо: вы пригрели у себя в груди гадюку».103

На следующее утро Юм и Руссо с Жан-Жаком де Люзе и собакой Руссо Султаном выехали из Парижа в двух почтовых фаэтонах в Кале. Руссо сам оплатил свои расходы, отказавшись от предложений Юма, госпожи де Бюффлер и госпожи де Верделин предоставить ему средства. Когда они достигли Дувра (10 января), Руссо обнял Юма и поблагодарил его за то, что тот привез его в страну свободы.

VIII. РУССО В АНГЛИИ

Они прибыли в Лондон 13 января 1766 года. Прохожие обратили внимание на костюм Руссо — меховую шапку, пурпурную мантию и кушак; он объяснил Хьюму, что страдает недугом, из-за которого ему неудобно носить бриджи.104 Хьюм убедил своего друга Конвея предложить пенсию для выдающегося иностранца; Георг III согласился на сто фунтов в год и выразил желание неофициально взглянуть на него. Гаррик зарезервировал для Руссо и Хьюма ложу в театре Друри-Лейн напротив королевской ложи на вечер, когда король и королева должны были присутствовать. Но когда Хьюм позвал Руссо, ему с большим трудом удалось уговорить его оставить свою собаку, чей вой из-за того, что его заперли, разрывал сердце изгнанника. Наконец «я поймал Руссо в свои объятия и… отчасти силой, уговорил его идти».105 После спектакля Гаррик устроил ужин для Руссо, который похвалил его за игру: «Сэр, вы заставили меня проливать слезы над вашей трагедией и улыбаться над вашей комедией, хотя я почти не понимал ни слова из вашего языка».

В целом Хьюм остался доволен своим гостем. Вскоре после прибытия в Лондон он написал госпоже де Брабантан:

Вы спросили меня о моем мнении о Жан-Жаке Руссо. Понаблюдав за ним во всех его проявлениях… я заявляю, что никогда не