Шрифт:
Закладка:
На равнинах, на холмах, у моря образовалась тысяча деревень: грязных и пыльных летом, шумных по утрам, с болтливым трудом, замедляющим свой темп в жару, молчаливых в полдень, оживленных вечером сплетнями, музыкой и любовными утехами. Больше денег итальянцы любили свою полуденную сиесту, когда, по словам прера Лабата, «на улицах не было видно ничего, кроме собак, дураков и французов».1 Сотня городов, богатых церквями, дворцами, нищими и искусством; полдюжины городов, не уступающих по красоте Парижу; тысячи ремесленников, все еще находящихся на вершине своего мастерства. Капиталистическая промышленность вновь развивалась в текстильной отрасли, особенно в Милане, Турине, Бергамо и Виченце; но даже в текстильной отрасли большая часть работы выполнялась на домашних ткацких станках как часть семейного быта. Между аристократией (землевладельцами и церковной иерархией) и «населением» (лавочниками, ремесленниками и крестьянами) рос небольшой средний класс (купцы, банкиры, промышленники, юристы, врачи, чиновники, журналисты, писатели, художники, священники), но он еще не обладал политической властью.
Классовые различия, за исключением Венеции и Генуи, не были ярко выражены. В большинстве итальянских городов дворяне активно занимались торговлей, промышленностью или финансами. Тот факт, что любой итальянский крестьянин мог стать епископом или папой, вносил демократический элемент в социальную жизнь; при дворе обладатель выдающейся родословной мог потереться локтями о прелата скромного происхождения; в академиях и университетах интеллектуальное превосходство перевешивало кастовые притязания; в карнавальном веселье мужчины и женщины, непринужденно скрывающиеся за масками, забывали о своих социальных классах, равно как и о моральных кодексах. Разговоры были такими же оживленными, как и во Франции, за исключением молчаливого согласия не нарушать религию, которая приносила Италии международную дань, даже — особенно — от ее завоевателей.
В этой религии не было ничего пуританского; она заключила мир с природой человека и климатом Италии. Она допускала на карнавалах мораторий на скромность, но старалась сохранить институты брака и семьи против легковерия женщин и воображения мужчин. В грамотных классах девочек отправляли в монастырь в раннем возрасте — уже на пятом году жизни — не столько для получения образования, сколько для морального контроля. Отпускали ее только тогда, когда за ней собирали приданое и какой-нибудь жених, одобренный ее родителями или опекунами, был готов предложить ей замужество. Иногда, если верить Казанове, конфуциантка могла ускользнуть от матери-настоятельницы — или мать-настоятельница могла ускользнуть от своих монахинь — и найти способ встретиться с конфуциантом-мужчиной между закатом и рассветом; но это были редкие и опасные эскапады. Мы не можем сказать то же самое о морали монахов.
Как правило, неженатый мужчина, если он не мог соблазнить жену, пользовался услугами проституток. Граф де Кайлюс насчитал восемь тысяч таких в Неаполе в 1714 году при населении в 150 000 человек. Президет де Бросс в Милане обнаружил, что «на публичных площадях нельзя сделать и шага, чтобы не встретить сутенеров [courtiers de galanterie], которые предлагают вам женщин любого цвета кожи или национальности, какую вы только пожелаете; но вы можете поверить, что эффект не всегда так великолепен, как обещание».2 В Риме проститутки не допускались в церкви и общественные собрания, им запрещалось продавать свои прелести во время Адвента и Великого поста, а также по воскресеньям и святым дням.
Самым большим препятствием для них была доступность замужних женщин для незаконной преданности. Они мстили за свою оберегаемую юность и не выбранных супругов, предаваясь связям и беря на воспитание кавалера-сервенте. Этот обычай cicisbeatura, завезенный из Испании, позволял замужней женщине с согласия мужа и в его отсутствие иметь при себе «служивого кавалера», который сопровождал ее на ужин, в театр, в общество, но редко в постель. Некоторые мужья выбирали для своих жен cavalieri serventi, чтобы удержать их от незаконных любовных связей.3 Широкое распространение «Мемуаров» Казановы и поспешные отчеты французских путешественников, привыкших к французской распущенности, привели к преувеличенному иностранному представлению об итальянской безнравственности. Преступления, связанные с насилием или страстью, были нередки, но в целом итальянцы были преданными детьми, ревнивыми мужьями, трудолюбивыми женами и любящими родителями, живущими единой семейной жизнью и встречающими невзгоды брака и воспитания детей с достоинством, доброжелательностью и стойким хорошим настроением.
Образование женщин не поощрялось, поскольку многие мужчины считали грамотность опасной для целомудрия. Меньшинство девушек получали в монастырях некоторое обучение чтению, письму, вышиванию, искусству одеваться и ублажать. Однако мы слышим о том, что образованные женщины устраивали салоны, в которых непринужденно беседовали с писателями, художниками и знатными людьми. В Палермо Анна Джентиле перевела Вольтера на хороший итальянский язык и опубликовала «Философские письма», в которых смело защищала безрелигиозную этику Гельвеция. В Милане президет де Броссе слушал лекцию Марии Гаэтаны Агнези, двадцати лет от роду, на латыни о гидравлике;4 Она выучила греческий, иврит, французский и английский языки и написала трактаты по коническим сечениям и аналитической геометрии.5 В Болонском университете синьора Маццолини преподавала анатомию, а синьора Тамброни — греческий язык.6 В том же университете Лаура Басси получила степень доктора философии в возрасте двадцати одного года (1732); вскоре она приобрела такую эрудицию, что ее назначили профессором; она читала лекции по «Оптике» Ньютона и писала трактаты по физике; в то же время она родила мужу двенадцать детей и сама дала им образование.7
Подавляющее большинство представителей обоих полов оставались неграмотными, не подвергаясь презрению со стороны общества. Если деревенский парень проявлял живой и пытливый ум, священник обычно находил способ дать ему образование. Различные религиозные «конгрегации» организовывали школы в городах. У иезуитов было множество колледжей в Италии: шесть в Венеции, семь в Милане, шесть в Генуе, десять в Пьемонте, двадцать девять на Сицилии, а также множество в Неаполитанском королевстве и папских государствах. Университеты были в Турине, Генуе, Милане, Павии, Пизе, Флоренции, Болонье, Падуе, Риме, Неаполе и Палермо. Все они находились под контролем католических церковников, но на факультетах было много мирян. И преподаватели, и студенты давали клятву не учить,