Шрифт:
Закладка:
Buffa или seria, итальянская опера стала силой, вошедшей в историю. Как Рим когда-то завоевал Западную Европу своими войсками, как Римская церковь вновь покорила ее своим вероучением, так и Италия завоевала ее еще раз, с помощью оперы. Ее оперы вытеснили отечественные постановки в Германии, Дании, Англии, Португалии, Испании, даже в России; ее певцы стали кумирами почти в каждой европейской столице. Туземные певцы, чтобы получить признание на родине, брали итальянские имена. Это очаровательное завоевание будет продолжаться до тех пор, пока гласные будут превосходить согласные.
III. РЕЛИГИЯ
После примадонн и великих кастратов господствующим классом в Италии стало духовенство. В своих характерных рясах и широкополых шляпах они с гордой свободой ходили или ездили по итальянской сцене, зная, что несут самое драгоценное благо, известное человечеству, — надежду. Если во Франции в этом веке на каждые двести душ населения приходился примерно один священнослужитель, то в Риме — один на пятнадцать, в Болонье — один на семнадцать, в Неаполе и Турине — один на двадцать восемь.18 Современный неаполитанец, исповедующий православие, жаловался:
Духовенство так сильно увеличилось в численности, что князьям приходится либо принимать меры по его ограничению, либо позволять ему поглотить все государство. Почему необходимо, чтобы самая маленькая итальянская деревня находилась под контролем пятидесяти или шестидесяти священников?… Огромное количество кампанилл и монастырей закрывает солнце. В городах насчитывается до двадцати пяти монастырей монахов или сестер святого Доминика, семь коллегий иезуитов, столько же театинцев, около двадцати или тридцати монастырей францисканских монахов и еще около пятидесяти различных религиозных орденов обоих полов, не говоря уже о четырех или пятистах церквях и часовнях».19
Возможно, эти цифры были преувеличены для аргументации. Мы слышим о четырехстах церквях в Неаполе, 260 — в Милане, 110 — в Турине; в их число, однако, входили и небольшие часовни. Монахи были относительно бедны, но светское духовенство в целом обладало большим богатством, чем дворянство. В Неаполитанском королевстве духовенство получало треть доходов. В герцогстве Парма половина, в Тоскане почти три четверти земли принадлежали духовенству. В Венеции за одиннадцать лет с 1755 по 1765 год новые наследства добавили церкви имущество на 3 300 000 дукатов.20 Некоторые кардиналы и епископы входили в число богатейших людей Италии, но кардиналы и епископы были в первую очередь администраторами и государственными деятелями, лишь изредка святыми. Некоторые из них во второй половине века отказались от богатства и роскоши и вели жизнь добровольной бедности.
Итальянский народ, за исключением нескольких публицистов и сатириков, не выражал серьезного протеста против богатства духовенства. Они гордились великолепием своих церквей, монастырей и прелатов. Их пожертвования казались небольшой платой за порядок, который религия привносила в семью и государство. В каждом доме было распятие и образ Богородицы; перед ними семья — родители, дети и слуги — каждый вечер склонялись в молитве; что может заменить моральное влияние этих объединяющих молитв? Воздержание от мяса по пятницам, а также по средам и пятницам в Великий пост было полезной дисциплиной желания и благом для здоровья и рыбаков. Священники, сами знавшие женские прелести, не были слишком строги к плотским грехам и подмигивали глазом на распущенность карнавала. Даже проститутки по субботам зажигали свечу перед Богородицей и вносили деньги на мессу. Де Бросс, присутствовавший на спектакле в Вероне, был поражен, увидев, что представление прекратилось, когда церковные колокола зазвонили в «Ангелус»; все актеры встали на колени и помолились; актриса, упавшая в драматическом обмороке, поднялась, чтобы присоединиться к молитве, а затем снова упала в обморок.21 Редко какая религия была так любима, как католицизм в Италии.
Была и другая сторона картины — цензура и инквизиция. Церковь требовала, чтобы каждый итальянец хотя бы раз в год исполнял свой «пасхальный долг» — ходил на исповедь в Страстную субботу и принимал причастие в пасхальное утро. Невыполнение этого требования влекло за собой — во всех городах, кроме самых крупных, — упреки священника; неудача частных упреков и увещеваний приводила к публичному вывешиванию имени отступника на дверях приходской церкви; постоянный отказ приводил к отлучению от церкви, а в некоторых городах — к тюремному заключению.22 Инквизиция, однако, в значительной степени утратила свою силу и влияние. В крупных центрах от церковного надзора можно было уклониться, цензура ослабла, а среди интеллигенции и даже среди самого духовенства тихо распространялись сомнения и ереси — ведь некоторые из них, несмотря на папские буллы, были тайными янсенистами.
Хотя многие священники и монахи вели легкую жизнь и не чуждались греха, было и немало тех, кто был верен своим обетам и поддерживал веру преданностью своему делу. Новые религиозные фонды свидетельствовали о выживании монашеского импульса. Святой Альфонсо де Лигуори, юрист из знатного рода, основал в 1732 году «Редемптористов», то есть Конгрегацию Святого Искупителя; а святой Павел Креста (Паоло Данеи), практиковавший самый суровый аскетизм, основал в 1737 году «Орден пассионистов», то есть клириков Святого Креста и Страстей Господних.
В 1750 году Общество Иисуса (иезуиты) насчитывало около 23 000 членов, из них 3622 — в Италии, половина из них — священники.23 Их власть была совершенно непропорциональна их численности. Будучи исповедниками королей, королев и знатных семей, они часто оказывали влияние на внутреннюю и международную политику, а в преследовании ереси иногда были самой мощной силой — наряду с самим населением. При этом они были самыми либеральными из католических богословов; мы уже видели в другом месте, как терпеливо они искали компромисс с французским Просвещением. Подобная гибкость отличала их зарубежные миссии. В Китае они обратили в католичество «несколько сотен тысяч»,24 Но их разумные уступки культу предков, конфуцианству и даосизму шокировали миссионеров других орденов; они убедили папу Бенедикта XIV проверить и осудить иезуитов в булле Ex quo singulari (1743). Тем не менее они оставались самыми способными и учеными защитниками католической веры против протестантизма и неверия, а также самыми верными сторонниками пап против королей. В конфликтах юрисдикцией и властью