Шрифт:
Закладка:
— Прости меня, — сказала она, — но уже слишком поздно! Ничего не вернуть!
— Поздно? Но почему?
Она подняла голову и хотела ответить, но он посмотрел в ее сверкающие влагой глаза и все понял. Ник нежно провел пальцем по ее губам и тихо произнес:
— Не надо! Не говори!
Она убрала руки и хотела отстраниться, но он не дал ей.
— Подожди! — попросил Ник. — Постоим так еще немного!
Они долго стояли обнявшись, затем проговорили всю ночь.
Только бы он никуда не ушел. Айра почти бежала. По пути она едва ни сбила пару магов. Один что-то выкрикнул ей вслед, второй повертел пальцем у виска.
Она остановилась перед дверью, отдышалась и почти занесла сжатую в кулак руку, но снова опустила ее, сделал глубокий вдох и, только тогда постучала. Ответила лишь тишина. Айра прислушалась — ничего. Она немного подождала и постучала снова.
— Герион, пожалуйста, открой!
Ей показалось, что внутри послышались шаги, потом все снова стихло. Может его действительно не было? Или он не хотел ее видеть!
Со злости она пнула дверь ногой — большой палец пронзила резкая боль.
— Духи тебя дери! — выругалась Айра и села на пол. Ей хотелось расплакаться, как маленькой девочке. Она подтянула ногу, сжала мысок сапога. Палец продолжал пульсировать болью. Внезапно она рассмеялась.
«Так тебе и надо! Меньше будешь двери лупить!»
Она осторожно встала и, чуть прихрамывая, зашагала обратно.
Не хотелось возвращаться в пустую комнату и не хотелось никого встретить. Она прошла в свое крыло с другой стороны.
Айра потянулась к дверной ручке, нажала на нее. Дверь бесшумно приоткрылась. В этот момент на ее плечо легла рука. Айра узнала длинные тонкие пальцы и прижалась к ним щекой.
— Знаешь, я думал над твоими словами и ни черта не понял из того, что ты сказала. Мне нужен ответ!
Она обернулась, обвила руками его шею и, делая акцент на каждом слове, произнесла:
— Ты мой! Я никому тебя не отдам!
Он подхватил ее на руки и, распахнув ногой дверь, вошел внутрь.
Солнечный свет заполнял пространство, изливаясь сквозь запыленное стекло золотыми потоками. Он казался густым, осязаемым, словно сплетенные шелковые нити.
Герион опустил ее на кровать, легким движением руки захлопнул дверь.
— И когда ты только научился? — улыбаясь, спросила Айра.
— Без тебя у меня освободилось много времени. Видишь, я провел его с пользой. Но больше свободного времени не будет!
Его губы касаются ее, он крепко ее держит, не вырваться, да она и не хочет.
Теперь это не сон, пусть тот казался ярче яви. Тыльной стороной ладони Герион проводит от виска до подбородка, на секунду замирает. Он не знает, был ли у нее кто-то, и решает «идти» осторожно. Он продолжает рисовать линию. Пальцы скользят к скрытой одеждой выемке. Он слышит, как учащается ее дыхание и прорывается почти немой стон. Айра принимает его ласки без тени смущения, а значит… На его губах мелькает порочная улыбка. Мысленно он уже давно раздел ее, но не прочь повторить.
Герион бросает враждебный взгляд на ее сапоги. Помнится, он уже имел неудовольствие снимать их. Они ему не понравились, слишком тяжелые, без изыска. Они ее недостойны. Ей пошли бы другие, из кожи тонкой выделки, плотно, но нежно обтягивающие ноги. Герион бережно подхватывает Айру под колено, берется за голенище и тянет, но зловредная обувь не сдается. Во сне все оказалось проще. Он пытается сильнее, но понимает, что еще чуть-чуть и сделает ей больно.
— Смешно тебе? — спрашивает он и сам еле сдерживается. Айра прижимается лицом к его плечу, чтобы окончательно не расхохотаться. — Помогла бы лучше!
Она делает движение рукой, и, наконец, сапоги сдаются. Герион отшвыривает недостойных подальше. Он начинает медленно избавлять ее от одежды, теперь все идет должным образом, он знает, что и как делать. Но и ее движения не лишены навыка.
Одежда валяется беформенной кучей на холодном полу. Ладонь проходит по его груди, вызывая в теле дрожь и острое желание. Он задерживает ее руку, чтобы оттянуть удовольствие, подносит к лицу и прихватывает губами указательный палец, проводит по нему языком и осторожно прикусывает зубами, затем перемещается к внутренней стороне запястья, к внутренней стороне локтя. Айра выгибается назад. Герион хватает ее за собранные в хвост волосы, крепко, почти грубо, на грани боли, и продолжает нежную пытку. Он покусывает мочку уха и шепчет ласковые слова, искусно вкладывая в них лукавую двусмысленность. Она почти улыбается, но улыбку прерывает вырвавшийся стон.
Кончиками пальцев он тянет атласную белую ленту. Волосы спадают на обнаженные плечи, прикрывают небольшие груди. Он убирает мешающие пряди и попеременно целует то один, то другой бугорок.
Он ласкает Айру и словно вновь видит каждый шрам, каждый след, оставленный кнутом на белой коже. Сердце сжимается в комок и отчаянно бьется, еще быстрее разгоняя кровь. Он лишь крепче целует ее, в губы, в шею, все ниже и ниже. Он делал это сотни раз с другими из любопытства, похоти, скуки, для развлечения или достижения собственных целей. Но она не другие, потому что ее он любит. А это непривычно, мучительно и сладко.
Его прикосновения сводят с ума, заставляют снова и снова распадаться на миллионы сверкающих частиц. Так никогда не было с другими и никогда не будет, потому что теперь он единственный.
Айра корила себя за глупость, за то, что даже не попыталась, но было поздно, Ник принадлежал не ей. Она злилась и на себя, и на него.
Ее первый, он оказался милым и немного забавным. Возможно он даже любил ее, кто знает. Он не хотел расставаться, хотела она. И он забыл ее навсегда, забыл в прямом смысле слова, она помогла забыть. Встретив ее сейчас, он никогда бы не вспомнил, что их что-либо связывало. Потом был другой, но и он забыл о ней. А дальше… Есть ли смысл в том, что оставит лишь пустоту и сожаление? Может стоило подождать? Чего?
Оно того стоило!
Черные блестящие волосы Гериона щекочут ей подбородок. Она запускает в них пальцы, чувствует их приятную гладкость. Его кожа бледная, не тронутая солнечными лучами, чуть прохладная, с едва ощутимым терпким запахом, от которого кружится голова. Она хочет
