– Что ж, у Вахабы есть свои принципы. Если посмотреть с другой стороны, он скучный и предсказуемый. Так что я понимаю тебя. Но я уважаю его за то, что он не пошел на хунг.

– Вот и дурак!

– Можно сказать и так. Принципы усложняют жизнь. Правда, их отсутствие усложняет жизнь еще больше, но делает ее веселей.

– Да никто не был таким дураком, как он. Никто! – крикнула Мики.

– Да, никто другой из все еще живущих здесь, именующих себя «сагами» и не совсем разоренных. Другие сделались наемными убийцами либо уехали. В городе трудно быть воином, если не выполняешь княжеские поручения. Это вообще невозможно. Хотя и твой муж не без пятна. Он торгует безделушками, украденными из гробов.

– Что? – изумилась Мики. – Не верю!

– Должно быть, он считает это занятие благороднее, чем убийство шестидесяти тысяч хунг. Мертвым не нужны побрякушки.

– Ты его защищаешь? Невероятно!

– Мики, я его защищаю, потому что я был там. Битва, потом резня… я до сих пор вижу их по ночам. Ты не боишься меня? Ведь я там был, и меня иногда пугает мое же собственное лицо.

– Чего мне бояться тебя? Ты даже убийство организовать не умеешь. У тебя есть то, о чем я просила?

Он заколебался. Походило на то, что ему хочется усесться рядом с Мики на софе, но он вернулся к столу, уселся в кресло и откинулся на него, вжался лопатками в спинку.

– Есть.

– Я хочу забрать с собой. Кто тебе продал?

– Его приятель, Ванго. Он уж разбирается в таком.

– Невозможно, – заключила Мики.

– Невозможно то, что ты можешь быть настолько жестокой.

– Да, я могу.

– Честно говоря, я не сразу решился заказать именно у него, – признался Минсур. – Ванго может заподозрить нашу цель. Я-то не говорил, но люди, подобные ему, много знают, у них повсюду глаза и уши. А, например, твой сегодняшний визит ко мне – не слишком умное дело. Такие люди все подмечают и умеют делать выводы.

– Он ему скажет, – в ужасе прошептала Мики.

– Не скажет.

– Но откуда ты знаешь?

– Даже если он и подозревал, ведь продал же, – ответил Минсур. – Я проверил, препарат аутентичный. А цену я предложил такую, что не устоял бы никто. Теперь Ванго и слова лишнего не скажет, даже если увидит последствия продажи. Он сделал выбор – решил предать друга. Друзья, знаешь ли, тоже предают. Как и жены.

– Перестань!

– В конце концов, у него всего лишь подозрения, ничего определенного. Когда толком не знаешь, легче успокоить совесть. И чем больше зарабатываешь на предательстве, тем легче. Ванго не помешает тебе, делай, что задумала, моя прекрасная бессердечная Мики.

– Не говори со мной так.

– Но это ведь не просто убийство, – не унимался Минсур. – Это кошмар, которого я не пожелал бы и наихудшему врагу, а Вахаба не враг мне, хотя он наверняка считает меня своим врагом.

Мики молчала. Он пожал плечами.

– Ну, мне, вообще-то, все равно, пока ты есть у меня и я в достаточной мере богат, чтобы ты не захотела избавиться и от меня. К тому же вместе с тобой я забираю и дом, хотя, как я и говорил Вахабе, домов у меня много и очередной мне, честно говоря, не слишком-то нужен.

– Но ты и не пренебрегаешь им, – напомнила Мики.

– Конечно же, нет. Жадность – могучая тварь с бездонным желудком. Но его наполнение давно перестало меня волновать.

Мики вернулась домой к сумеркам. У кровати Вахабы сидел одноглазый человек.

Ванго.

На мгновение Мики похолодела. Как всегда, от него воняло пивом и жиром, а глядел Ванго так, что Мики едва поборола паническое желание выскочить из комнаты и броситься наутек.

Но она сумела взять себя в руки. Знала, что Ванго скверно относится к ней. Она тоже не любила его и не хотела, чтобы он заходил в дом, в особенности сейчас. К тому же он был простолюдином, а сагам не пристало водиться с чернью. Но только он не отвернулся от Вахабы, и тот однажды при ней назвал Ванго другом.

Тогда Мики разъярилась, и с тех пор супруги не поминали Ванго в разговорах.

Теперь одноглазый убийца сидел в ее доме, у кровати Вахабы, приходилось терпеть и его вонь, и его неприязнь. Но горше всего была неуверенность. Сколько он узнал? Что собирается делать?

– Выздоравливай, – не обращая внимания на Мики, сказал Ванго. – А цепи нет. Хорошо, что тебя не убили из-за нее.

– Не говори никому, – попросил Вахаба. – Я не должен был говорить о том даже тебе.

– У твоего старого приятеля могут из-за этого возникнуть проблемы. Хотя, если простили тебе, может, пощадят и его. В конце концов, мы-то ничего не знаем о них.

Мики подошла к изголовью.

– Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше, – ответил Вахаба. – Ты была права – ничего опасного. Отлежусь.

– Пойду я, – объявил Ванго и встал.

– Я рад тому, что ты зашел.

Одноглазый вышел, не удостоив Мики и словом. Она посмотрела в окно на то, как он уходил – заросший, страшный. Затем она уселась на кровать и положила ладонь на лоб Вахабы.

– Ты выздоровеешь.

– Я думаю, все понемногу наладится, – поделился мыслью Вахаба. – Если бы не бандиты, напавшие на меня, уже бы все наладилось.

– Что ты не должен был говорить твоему Ванго?

– То, что не должен говорить ни ему, и тебе, – помрачнев, ответил Вахаба.

– Но ему ты сказал.

– Он умеет позаботиться о себе. А тебе это знание было бы слишком опасным.

– Ах, брось, – буркнула она, но знала: из Вахабы ничего больше уже не вытянуть.

Хм, золотая цепь. Вахаба украл ее из какого-то гроба, а кто-то напал и забрал. Ну и что с того? В городе живали всякие типы. Некоторые одаривали даже слуг золотыми цепями.

– Это хорошо, что тебе полегчало, – заметила Мики.

– Мики, поверь мне, теперь уже нам станет лучше. Я вылезу из долгов.

– И с какой стати мне опять в это верить? Ты что, сделался торговцем?

– На время.

– Саг, торгующий побрякушками. На тебя ведь напали из-за той золотой цепи?

– Не расспрашивай, – попросил Вахаба. – Поверь только: самое худшее уже позади.

– Я верю.

– Вот увидишь: мы еще будем счастливы вдвоем.

– Отдохни, – посоветовала Мики.

Она подумала, что даже если Вахаба и рассчитается с долгами, прежнего положения и связей ему не видать. Может, будут деньги и вернутся слуги, но все равно Вахаба будет словно прокаженный, особенно когда узнают, что он занялся торговлей – и какой.