признаться, что там не считаются со мной, что вопли мои затерялись на эфирных пустошах, а это подпортит мою репутацию. Потому что такой человек, как я, если он является с того света, должен непременно изрекать что-нибудь ужасное, его слова должны разить, словно огненные молнии. Скажем, так: «Небеса велели мне сообщить тебе, Дон Хуан, что ты умрешь завтра, и пощады тебе не будет». Или что-то в том же роде, но очень жуткое. – Он провел рукой по лбу. – Придумал! – Мраморный палец указал на Эльвиру. – Ты готова убить его?

– А ты все еще сомневаешься?

– Сегодня же ночью?

– Непременно!

– Вот и выход! Я возвещу ему близкую смерть, словно передавая волю небес, скажу, что умрет он нынче же ночью, – и честь моя будет спасена. Да! Для Дон Хуана я останусь человеком, которому небеса поверяют свои тайные замыслы, которого вводят в курс небесных расчетов. Послушай, Эльвира! А ты можешь поклясться, что рука твоя не дрогнет?

– Не знаю, отец. Может, когда кинжал будет направлен в цель, рука моя и дрогнет.

– По крайней мере, ты можешь дать мне слово, что, дрогнувшей рукой иль твердой, вонзишь в него клинок?

– Если только Дон Хуан не переменит решения…

Командор заломил руки:

– Нет, женщины способны любого вывести из себя! Стоит Дон Хуану улыбнуться – и все летит к черту! А мне нужен определенный ответ, я должен знать, на что мне полагаться!

– Вот мой ответ: если Дон Хуан не согласится обольстить меня, я убью его.

– Будем надеяться, что Дон Хуан не меняет своих решений. Он человек слова. Но учти, ты должна занести над ним кинжал лишь после того, как я со всей торжественностью возвещу, что пришел час его смерти.

– Ладно.

– И еще помни: ловкий адвокат сумеет защитить тебя перед любым судом, доказав, что ты стала орудием Божественной мести.

– Я больше полагаюсь на свою маску, она поможет мне скрыться. Во время карнавала маска позволяет совершать убийство без особого риска.

– Убийство!.. Забудь это слово. Дон Хуан примет от тебя смерть – и это будет актом возмездия. Ты отомстишь за гибель отца.

Эльвира покачала головой:

– О твоей гибели я успела позабыть, да и не слишком тогда горевала. Разве ты не помнишь, отец, что я не любила тебя? Тебе нравилось поглаживать мои плечи, и это вызывало у меня омерзение.

Дон Гонсало зарычал так, что закачались декорации. Но он быстро успокоился и словно нехотя спросил:

– Так ты догадалась?

– Все кругом догадались. А я тогда думала, что, если бы другой мужчина ласкал меня так же, как ты, это было бы мне приятно.

Командор зашептал ей на ухо:

– Я был влюблен в тебя, за это меня и отправили в ад. Никому не говори, но на самом деле только за это. Остальное мне бы простили. Знала бы ты, дочка, сколько стариков погубили так же свою душу! Кровосмешение происходит гораздо чаще, чем ты думаешь. Есть отцы, которые попали в преисподнюю из-за того, что целовали дочерей за ушком, или за то, что подглядывали в замочную скважину, когда те одевались, или за то, что совершенно невинно щипали их. Но главным образом в ад попадают те, кто убил любовников своих дочерей, якобы защищая их честь, а по правде-то – из ревности. Ах, дочь моя, в аду все всплывает наружу! – Он положил руку Эльвире на плечо, потом прижал ее к своей мраморной груди. – Как мне хотелось бы погладить твою шею… и чуть ниже!..

– Уймись!

– Не бойся! Теперь-то руки у меня каменные – и ничего не чувствуют… А грудь твоя закрыта глухим воротником… Но лицо твое все так же прекрасно. Зато когда ты умрешь, в аду я смогу любить тебя безнаказанно. Там прощаются любые грехи.

– И в аду я буду любить Дон Хуана.

– Ладно, все так говорят, а сами развлекаются с первым встречным. Разве что Дон Хуан тоже попадет в преисподнюю… Что ж, мне придется терпеть и эту муку – смотреть на вашу любовь? Одна надежда, что твой Дон Хуан и на том свете откажет тебе в любви! А теперь пойдем отсюда! До ужина осталось полчаса.

– Я спрячусь где-нибудь здесь.

– А почему ты не желаешь побыть с отцом? За эти полчаса мы могли бы прогуляться меж звездами. Это так забавно. Ну же! – Он отворил дверь-зеркало и показал Эльвире дорогу в пустоту. Эльвира заколебалась.

– Я хотела бы узнать, что здесь произойдет.

– Да лучшего укрытия ты не найдешь! Мы будем все видеть, а нас никто не заметит.

Эльвира пожала плечами и медленно перешагнула порог Зазеркалья. Дон Гонсало последовал за ней и закрыл зеркало за собой. Возникла пауза. Башенные часы пробили четыре. Сцену залил естественный дневной свет. Тут распахнулась левая дверь и появился Лепорелло. Не закрывая двери, он застыл в низком поклоне. Следом вошла Мариана. На ней был черный плащ с капюшоном.

– Вот мы и добрались.

Мариана огляделась:

– Но ведь это дом Дон Хуана!

– Это дом, который вы покинули, чтобы принести покаяние, но он остается вашим.

– Меня выгнали отсюда те одержимые… Вы слыхали об этом?

– Да.

– Зачем вы привели меня сюда? Мне так тревожно. Ведь я поклялась не возвращаться в этот дом, пока в него не воротится мой муж. Так и вижу, как здесь бушует ярость, как мечутся все эти порядочные сеньоры, которые явились, чтобы увести от меня бедных девушек, а я хотела спасти их во славу Господа. Но коли супруга моего здесь нет, кто защитит меня?

– Здесь находится лучший друг вашего мужа, тот, что привез вам весточку, он не даст вас в обиду. Не желаете ли снять плащ? Вот зеркало, взгляните, как сидит на вас платье.

– Мне нет до этого дела. Красивой я хотела бы быть только для супруга. Но если он и дальше будет оставаться где-то далеко, вернувшись, он найдет меня старухой. Не правда ли?

Лепорелло мягко снял с нее плащ. На Мариане было великолепное, шитое золотом платье, волосы распущены по плечам.

– Взгляните в зеркало. Вы забыли это платье? Это ваш свадебный наряд.

Мариана закрыла лицо руками:

– Я боюсь!

– Успокойтесь. Вы стали еще красивей. Побудьте здесь. Я доложу о вашем прибытии.

Мариана осталась одна, она вышла на просцениум и встала с левой стороны, чтобы исполнить свою арию.

– Боже мой! – воскликнула она. – Почему в душе моей просыпаются былые страхи? Почему я слышу бесстыдную песнь тоски?

Но ария ее на этих словах и оборвалась – на сцену вышел Дон Хуан. Мариана