class="p1">Эрион смотрит на меня, наблюдая за любым движением, любой эмоцией на моем лице: "Я бы не сказал, что это что-то новое". Он закладывает руку за спину: "Я был таким много лет". Когда он начинает медленно расхаживать в стороны, мои ноги спотыкаются: "Хотя я больше не могу перемещаться". Он останавливается и поворачивается ко мне лицом, сузив взгляд: "Полагаю, у недавно созданной породы все же есть минусы".

Я должна была догадаться. Если генерал способен убить даже мать своего ребенка, значит, он способен на гораздо большее: "Как…"

"Все просто, Нара, меня укусил рюмен, и я не хотел умирать, и вот мое решение?" Он приподнял бровь, показавшись самодовольным, но потом улыбка заиграла на его губах: "Проверить, смогу ли я пережить укус перевертыша, даже если это будет означать, что я стану одним из них".

"И ты это сделал". Я не могу сохранить контроль над своим голосом. Приступы ярости сжимают мои пальцы. Я думала, что Дарий, другие лидеры, такие как эльфийский король, могут стоять за этим, а оказалось, что это те самые люди, которые, как мы думали, защищают нас.

"Получились интересные результаты. Два разных укуса, один результат". Он выглядит скучающим, и я понимаю, что это не может привести ни к чему хорошему. Я осторожно передвигаюсь, поднося руку к клинку, пристегнутому к моему бедру, как раз в тот момент, когда он безразлично смотрит на другие клетки: "Мы не бессмертны, у нас обостренное обоняние, слух… заживаем быстрее, чем обычно, но все равно получаем шрамы, умираем и разделяем все ужасные черты рюменов". Его карие глаза смотрят на меня, такие острые и звериные, что я замираю. От бездушия, отражающегося в его взгляде, у меня по жилам поползли мурашки.

"Что ты от этого получаешь?" спрашиваю я, — неужели это удовлетворение, неужели он настолько жесток и бредово настроен, что хочет этого? "От того, что обратил людей против их воли? Королева…"

"Ей нужна не просто человеческая армия, а большая армия". Его слова заставили меня ненадолго замолчать, и по злобной улыбке на его лице я поняла, что мое выражение, должно быть, он хотел бы видеть каждый день: "Итак, — продолжает он, — примерно в то время, когда я был укушен… Провидцы рассказали ей о великой битве в ближайшем будущем, которая вызовет разрушения, достаточные для уничтожения целого мира".

У меня в животе завязываются узлы. В прошлом уже были битвы внутри Эмбервелла, и еще одна, еще более масштабная, может поставить под угрозу весь Зератион.

"А для человека без власти", — заметил Эрион, бросив на меня суровый взгляд: "Она готова пойти на все".

Даже если это противоречит ее убеждениям…

Эрион продолжает говорить, подходит к камере Адриэля и стучит по решетке. Металл лязгает и звенит, кажется, целую вечность, пока он объясняет, что знают лидеры венаторов — те, кому доверяют настолько, чтобы не ослушаться его. Я думаю о королеве и о том, как ее ярость к Ауруму привела ее к тому, что происходит сейчас. Несмотря на него, она по-прежнему ненавидит перевертышей, драконов. Это уже не лицемерие, это страх, хотя она никогда в этом не признается.

Мысли лезут в голову одна за другой. И когда я прихожу к выводу, которого боялась, о котором избегала думать с той ночи в лесу, я поднимаю глаза, сузив брови. Мой взгляд не назовешь добрым, и я, стиснув зубы, отрезаю генералу: "Ты убил моего отца".

Он надувает грудь и вздыхает. В нем нет ни капли эмоций: "Возможно", — говорит он, не отрицая этого ни на секунду: "Но не я был тем, на чьих руках оказалась его кровь".

Мои брови сходятся, и я не ослабляю хватку на клинке, пока он щелкает языком и качает головой: "Натаниэля всегда все любили, он умел ловить тварей, но его взгляды…" Он насмешливо морщится: "Он не считал моральным убивать драконов, отправлять других в рабство, хотя именно так когда-то поступали люди по отношению к Зератиону. Можете себе представить, мы никогда не виделись".

"Значит, ты послал кого-то другого убить его, еще одного из вас", — выплюнула я. От этих слов у меня в животе заклокотало отвращение, и если бы не Фрея, я бы с удовольствием помучила его, как он поступил с Дарием.

Эрион почти радостно хмыкает. Это тошнотворно: "Когда он узнал о моих планах использовать людей в качестве оружия, у меня не осталось другого выбора. Я пытаюсь защитить Эмбервелл, Нара".

Мне хочется рассмеяться над тем, как парадоксально это звучит, но я качаю головой, устремляя на него взгляд: "Точно так же, как ты пытался защитить Фрейю, убив Бриджид?"

Его глаза вспыхивают от ярости: "Не думай, что смерти Бриджид я желал. Она подписалась под этим моим намерением, как только влюбилась в жалкого перевертыша".

Это ничего не оправдывает. Он — убийца, выживший из ума и жалкое оправдание человека: "Ты болен, и королева тоже".

Мои слова его не трогают, вместо этого он усмехается, склонив голову набок: "А что ты думаешь о, скажем… заместителе?"

Мои мышцы напрягаются: "Не надо его в это впутывать".

Генерал не может сдержать мерзкой улыбки. Он наклоняет голову вперед и говорит: "О, но почему я должен это делать, когда он находится в центре всего этого?"

Как только эти слова слетают с его уст, все вокруг замирает. Я боюсь задать вопрос, но все равно задаю его, и мой голос при этом дрожит: "Что ты имеешь в виду?"

Он закатывает глаза и подходит ближе: "Ну же, Нара, подумай".

Я не хочу. Совсем не хочу.

Каждый его шаг ко мне заставляет меня все ближе прижиматься к стене: "Я сказал ему, что приводить тебя сюда было бы ошибкой". Он вздыхает: "Но он ничего не мог поделать, даже после всего, ты просто очаровываешь всех существ".

Существа, существа, существа.

Всех существ.

Сердце барабанит в ушах, как гром, и я умоляю, чтобы мои мысли были ошибочными.

"Лоркан…" Улыбка Эриона превращается в усмешку: "Он был первым, кого я укусил, он остался сильным, сильным, в отличие от меня и всех остальных здесь, слабеющих с каждым днем".

Нет, это не может быть правдой, нет…

"Он был моим первым удачным оружием, и он делает все, что я говорю".

Тошнота сжимает мне горло, и я пытаюсь сдержать ее: "Прекрати".

"Я приказал ему убить твоего отца, я заставил его напасть на тебя той ночью в лесу, потому что это был наш шанс увидеть, появится ли вор, почувствует ли он, что ты в опасности,