"И ты удивляешься, почему это так?" Он огрызается, но я не отвечаю, и его взгляд ожесточается: "Он всегда пытался превзойти меня, он видел нас вместе и хотел разозлить меня, поиздеваться надо мной…"

Я жалко смеюсь над тем, как он ошибается, но он не обращает на меня внимания и продолжает, с каждым разом все ближе и ближе, пока для меня не осталось места, кроме комода.

"Если кто и использовал тебя, так это он, это он нехороший человек, ему плевать на тебя, плевать на людей, он ворует, потому что это его развлечение, его насмешка над всеми нами, он убивает, он соблазняет всех, кто попадается ему на пути, и отбрасывает их в сторону, когда ему надоедает. Ты для него никто, Нара, как никто из нас".

К тому времени, как он заканчивает, он дышит на меня, он уже не тот Лоркан, которого я когда-то встречала. Это он забрал у нас отца, это он сделал мне шрам, на который я не могу смотреть, не вспоминая тот день, это он первый, кого я… Я качаю головой: "Ты прав, он не твой брат", — говорю я, и в моем голосе нет ни единой эмоции: "Я бы никогда не относилась к своему так, как ты". Я делаю шаг к нему, достаточно уверенный, чтобы не показать слабость: "А может быть, я для него никто". Лгу ли я, говорю ли правду или просто хочу выговориться, мне все равно: "Но ты, венаторы, королева дают ему повод так относиться ко всем нам. Если бы только у меня был такой образ мышления, когда дело касалось тебя".

Его челюсть напрягается, а зеленые глаза приобретают оттенок темнее, чем в любом лесу. Он открывает рот, и я готовлюсь к тому, что он снова начнет меня кормить ложью, но он быстро закрывает его, когда его взгляд опускается на мою руку: "А что с резьбой?"

Понимая, что все еще держусь за нее, я поднимаю ладонь и раскрываю ее, глядя на засохшую кровь Дария, просочившуюся сквозь дерево. Она никогда не приносила мне удачи, а наоборот, хранила ее.

Я собрала все свои силы, чтобы ударить его по груди, и он отшатнулся назад, схватившись за нее руками: "Возьми ее", — говорю я: " Она была твоей с самого начала." Я выбегаю из его комнаты, захлопываю дверь и прижимаю пятки ладоней к глазам.

Проходит несколько секунд, и я вздрагиваю, услышав, как что-то разбивается о стены в его покоях.

Резьба.

Я зажмуриваю глаза, слыша, как он ломает новые вещи, и решаю уйти, на этот раз направившись к своей комнате.

Я дохожу до своей двери, медленно поворачиваю ручку и вижу Фрею, прислонившуюся к окну и играющую со своими обсидиановыми кудрями. Она поворачивает голову, как только я вхожу, и, расширив глаза, бросается ко мне с вопросом за вопросом. Она спрашивает, почему я здесь, как она волновалась, что не может заснуть.

Я смотрю на нее, достаю из кармана ножен ключи, которые я взяла у Эриона, и протягиваю их ей. Она смотрит на них, хмурится и берет обе мои руки в свои. Я не отрываясь смотрю на нее, на то, как она медленно забирает у меня ключи и кладет их на кровать. После этого она осторожно касается моих плеч, усаживая меня. Затем она устраивается напротив меня и произносит мое имя снова и снова, как далекое эхо.

Я не знаю, с чего начать, не знаю, как сказать ей об этом.

Пол расплывается, и я моргаю, чтобы сфокусироваться, когда поднимаю взгляд на Фрею. Собрав все силы, я пытаюсь объяснить, что могу, не рассыпаясь, но это не значит, что я не вижу момента, когда это делает она.

Она молчит так долго, без всякого выражения, чтобы сказать, о чем она думает, но я знаю, что она чувствует слишком много, все сразу.

Она поднимается, делает глубокий вдох и начинает кивать с напряженной решимостью: "Я могу ему помочь".

Мне больно видеть ее такой: "Фрея…"

"Перед смертью моей матери он улыбался мне, я помню, как он приносил мне сиреневый жемчуг, который я хотела, он…"

"Фрея", — шепчу я, привлекая ее внимание, когда она смотрит прямо на меня, ее плечи начинают трястись, и она плачет.

Я встаю, когда она подбегает и обхватывает меня руками: "Мне очень жаль", — говорит она, но я не понимаю, почему это она говорит, ведь она ни в чем не виновата: "Я сказала, что не буду плакать из-за него, но я плачу". Ее дыхание вырывается из нее короткими очередями, и я снова пытаюсь сдержать свое: "Почему я все еще забочусь о нем?"

Мне кажется, она говорит это не мне, а самой себе. Я отстраняюсь и качаю головой: "Потому что ты — не он".

Ее нос краснеет от слез, и она зажимает нижнюю губу между зубами, кивая. Я обнимаю ее еще раз, прежде чем она шепчет мне в волосы: "Ты должна была уйти с Дариусом, здесь небезопасно".

"Я знаю", — говорю я и смотрю на нее: "Именно поэтому мне нужно, чтобы ты выслушала то, о чем я попрошу тебя дальше".

Она решительно кивает, и я выдыхаю, глядя на ключи: "Но сначала я хочу спросить тебя еще кое о чем". Когда я снова смотрю на нее, она вытирает слезы и снова кивает.

"Я знаю… быть ведьмой означает связь с драконом". Я вспоминаю тот момент, когда я была с Дариусом, его раны и то, как они зажили: "А для других существ это то же самое?"

Фрея обдумывает мой вопрос. Я не ведьма, это я знаю, но исцеление Дария и то, как все животные приходят ко мне, словно я их защищаю? Это просто не имеет никакого смысла.

"Я вообще ничего не понимаю, когда речь идет о существах", — говорит Фрея: "Они едва замечают меня, если я с ними сталкиваюсь. Единственное, что я заметила, так это то, что я всегда ненавидела любые схватки, связанные с драконами, но странное чувство, будто я могу кому-то помочь, возникало у меня лишь несколько раз, например, когда я встретила твоих братьев в Хризосе, или на балу, или даже на арене, когда недавно была схватка с Дариусом". Она задумчиво смотрит на кровать, а затем на меня: "Почему ты спрашиваешь?"

Я пожимаю плечами, понимая, что у меня осталось больше вопросов, чем ответов: "Мне просто интересно", — говорю я, и