Бояре, не ожидавшие такой отповеди, молчали. Позвизд, не получив поддержки, сел. Давид оглядел всех хмурым взглядом, а после крикнул холопу, что у дверей стоял:

— Ефросинью сюда приведи. Быстро!

Слуга поклонился и выскочил вон. Через несколько минут Фрося стояла посреди гридницы и смотрела на злого, как вепрь, Давида. Однако злость князя направлена была не на неё. Оглядела всех, поклонилась, коснувшись рукой пола.

— Здрав будь, княже. Звал?

— Да. Будь добра, напомни мужам Муромским, кем была великая княгиня Ольга?

Фрося вопросительно подняла брови: прошлой зимой они как-то разговаривали на эту тему. Ефросинья рассказала различные предположения ученых на этот счет, а супруг поведал легенду, которая передается у них из поколения в поколение. Не эту ли сейчас историю просит рассказать князь? Давид медленно опустил ресницы, подтверждая.

— Девица Хельга была варяжского племени, — Фрося с первых слов заставила свой голос звучать ровно и уверенно, так, словно она сейчас не перед боярами в гриднице стоит, а лекцию читает, — Родилась она в деревне Выбуты Псковской земли, а занималась тем, что переправляла путников на ладье через реку Великую. После замужества с князем Игорем стала княгиней Киевской Ольгой, а после — правительницей земель Русских при сыне своём Святославе.

— Верно ты всё сказала. Уяснили мысль мою, бояре? — Давид обвёл всех взглядом, а после повернулся к слуге и велел:

— Неси стул резной ещё один, да ставь подле моего.

Ответом была звенящая тишина. В тишине убежал холоп, в тишине принесли высокое деревянное кресло, в тишине села на него Ефросинья.

— Вот мое слово, мужи Муромские. В моё отсутствие или по смерти моей, при малолетнем сыне править княжеством будет супруга моя Ефросинья. Понятно ли вам сказанное?

— Ясно, — послышался разрозненный гул недовольных голосов.

Фрося ощутила на себе чужие взгляды, полные злобы. «Что ж ты творишь, Давид?! Зачем?» С этой самой минуты она за свою жизнь не дала бы и ломаной ногаты. Недовольство бояр можно было трогать руками, настолько плотно оно клубилось в гриднице. Одно радовало, что яды и болезни, благодаря изменению генома, ей должны быть не страшны. Но есть масса способов убить или подставить, да так, что со стороны будет гладко всё, не подберёшься.

— Так же я прошу тебя проверить счетные грамоты, — добил Фросю Давид.

Ефросинья не помнила, как отсидела остаток собрания. Едва бояре разошлись, она подскочила со своего кресла и умчалась прочь. Давид, кажется, её окликнул, но разговаривать сейчас с ним не было никакого желания. Ведь он сейчас сам дал боярам в руки все козыри для её уничтожения. Зачем? И так понятно, что с получением Муромского стола вопрос с заменой супруги на более подходящую встанет. Но мог бы сказать всё, как есть. Она бы поняла, вроде и отношения сложились доверительные, поэтому собралась бы да уехала, освободив место для более «достойной» пассии. Тяжело было бы, больно, всё же успела она врасти в Давида, раскрыться ему так, как не раскрывалась никому.

Схватила короткий соболий кожух, шерстяной плат, да помчалась на конюшню. Сил находиться в этих стенах не было.

— Сани возьми, хозяйка! — увещевал конюх. — Куда по холоду да в седло?! Едешь-то далеко? Что князю сказать?

— Ничего! — рявкнула Фрося, влезла в седло и выехала прочь.

По городу пришлось идти шагом, но за его воротами можно было пустить коня рысью, давая волю эмоциям. Ни одной дельной мысли в голове не было. Сама того не замечая, она направилась в Борисоглебский монастырь. Отец Никон ещё две седмицы назад прислал весть, что болеет, и просил его не беспокоить, но сейчас Фросе очень нужна поддержка старца. Обратиться попросту больше было не к кому. Не пойдешь же к матери Фотинье или к Настасье с такими проблемами.

Фрося постучалась в дом к игумену и замерла в ожидании: «А вдруг ему настолько плохо, что он в монастырской лечебнице? Возраст всё же, — пока ждала, разозлилась на себя, — Ну и что, что просил не приезжать, ну и что, что переписывались раз в несколько дней?! Могла бы и раньше наведаться, подождал бы и переезд, и склоки бабские. Так нет же, прибежала только, когда лихо случилось».

Дверь мягко отворилась, и на пороге возник отец Никон. Похудевший, с синяками под глазами, но тем не менее всё равно безупречно выглядящий. Седые волосы убраны в хвост, борода ровно подстрижена, синяя льняная рубаха застёгнута на все пуговицы и подпоясана, шерстяные портки заправлены в высокие ноговицы.

— Случилось что? — первым делом спросил игумен.

— Можно зайти? — Фрося чувствовала себя крайне неловко.

Настоятель Борисоглебского монастыря пропустил гостью вперед, а сам прошёл следом. Ступал он медленно, осторожно, боясь, что снова начнётся приступ, вылечить который невозможно, только переждать. Очень нехотелось, чтобы Фрося видела его в таком состоянии, потому и наказал не приезжать. А раз здесь княгиня, значит, неприятность какая случилась. И куда Давид, спрашивается, смотрит? Ох, как не вовремя скончался Владимир Юрьевич. В Муроме зима тяжкая, а эти двое, как недоросли неразумные. Хотя в их возрасте игумен был не лучше.

Отец Никон усадил гостью в убранное мягкими подушками кресло, налил ей горячего сбитня с мёдом, сел напротив и коротко велел:

— Рассказывай.

— Как ты? — первым делом поинтересовалась княгиня.

— Живой, а в моём случае это уже хорошо. Не уходи от темы, ты явно приехала не для того, чтобы полюбоваться на дряхлого старика.

Фрося густо покраснела и отвела взгляд.

— Да. Мне просто не к кому больше идти с этим. Муромская знать, что яма со змеями. Не то, чтобы для меня это новость, но весь их яд направлен на меня. Мне страшно, до холода в животе страшно. Я знаю, что такое интриги знати. Перемелют и выплюнут. Рассчитывать мне не на кого. Не хочется повторить судьбу Улиты Кучко[63] или Настасьи Чарг[64]. Давид сегодня прилюдно посадил меня рядом да назвал княгиней, равной ему по статусу. Вот и мыслю, сколько дней я после этого проживу и чем действительно для княжества распря с боярами обернётся. Это ведь только в Повести хорошо да красиво сказано. Предложили бояре Февронии покинуть Муром, взяв с собой всё, что она пожелает, а она князя своего пожелала, и отбыли они вместе из города на радость мужам думным. В жизни только так не бывает. Обвинят виновной в голоде, заморозках, нашествии печенегов или падеже скота, и всё.

Ефросинья уронила голову